[indent]Бестужев-Рюмин мчался в Москву, окрылённый_ослеплённый надеждой на успешные переговоры, своим внезапным, но заслуженным успехом в рядах тайного общества. Воодушевлённый своими успехами на благо Общества, он не допускал и мысли, что в Москве его будет ждать неудача. Миша часто побеждал исключительно на морально-волевых, хотя, конечно, бывали и осечки. Но он все же верил в успех, как верили в него Муравьев-Апостол и Пестель, когда нарекали молодого Бестужева-Рюмина своим доверенным лицом. И более того — наделяли его статусом «боярина» в иерархии «Русской правды», что ставило зелёного прапорщика на порядок выше многих видных членов.
[indent]Союз благоденствия, многие участники которого принадлежали к Московской аристократии, был бы полезен для южан; да и наверняка сами бы они заинтересовались подобным предложением, памятуя репутацию директоров южной управы. Это дело было обречено на успех! И Михаил Павлович держал на этот счёт большие надежды и ожидания. Он был идеалистом, в виду своего юного возраста, а ещё, конечно, боялся разочаровать лучшего друга. Ведь на нем была большая ответственность — поручение, данное ему, было актом доверия и уважения, а, может, и некой проверки... Бестужев-Рюмин не был до конца уверен, чем именно являлось данное поручение, но был готов принять вызов, брошенный судьбой, и приложить все силы на то, чтобы присоединить к «Бобруйскому заговору» московских заговорщиков. В конце концов, распавшийся союз благоденствия означал неудавшиеся взаимоотношения, а эти ошибки Южное общество не повторяло. Это было самое крепкое и надежное Общество во всей Российской Империи, с чётко иерархией и структурой отношений, что минимизировало конфликты интересов. Однако же, Михаил Павлович не учёл лишь одного фактора: три года, проведённые в Малороссии, могли оказаться слишком большим разрывом для связи с Москвой, где он провёл свою юность, и незнание настроений и тенденций здешней аристократии в сравнении с тем же петербургским обществом, могло стать препятствием. Впрочем, Мишель пообещал себе разобраться во всем на месте. И обязательно после визита к родственникам, чтобы хоть немного выведать о ситуации в бывшей столице.
[indent]Он думал, что на этом проблемы коммуникации и закончатся — следует только войти в курс дела, узнать о тенденциях и светских беседах последнего года. Но уже в первый день пребывания в Москве, общения с некоторыми важными персонами, он понял, что отстаёт от общего настроения по одному неочевидному, но очень значимому здесь пункту: французский язык. Тот язык, на котором говорило петербургское общество, который был в моде по всей России, в Москве вызывал пренебрежение... Российские мотивы, которыми были окружены московские дворяне, добрались и до манеры речи — почти все без исключения говорили на русском языке, подчеркивая принципиальную разницу между столицами, как город-победитель, сломавший непобедимую французскую армию. Москва встретила Бестужева-Рюмина неласково (но он не знал ещё, что не только его одного), как и визит к родственникам обернулся катастрофой. Он не остался у них даже на ночь, воспользовавшись случаем своей отлучки из полка — мол, он здесь проездом, спасибо за хлеб-соль, но уже пора в путь. И остановился в трактире, или кабаке, бог весть как называли это место в Московии... с привычкой каверкать слова на малороссийский акцент начало входить в привычку, и даже русский язык, на котором он говорил весьма неплохо, хоть и боязливо, прослеживались украинские интонации [не говор, но определённое произношение слогов, растянутые гласные].
[indent]Михаил заселился в комнату на втором этаже, пожелав остаться инкогнито для ведомостей и прочих бумажных волокит. Ему нельзя светиться, как нельзя подставлять Тизенгаузена, что разрешил отлучку в Москву ценой новых седых волос: Мишель Бестужев был занозой в его заду уже долгое время, но Мишель также знал, что все-таки ему нравился. Эдакий проблемный ребёнок, чудак, за которого поручаются сами лидеры Директории. Да и того лучше: называют его третьим директором. Пока ещё заочно, но совсем скоро, бесспорно, и в документах. Не то, чтобы Миша стремился к этой власти, но подобный статус облегчил бы ему задачу на переговорах. Выступать от лица Муравьёва-Апостола или от своего собственного, в согласии с другими двумя лидерами — разница налицо. Новое свидание с Фонвизиным и Якушкиным в этом самом трактире завтра в обед поставили бы вопрос о назначении ребром... Бестужев-Рюмин всю ночь просидел за бумагой, занятый написанием речи и репетицией диалогов перед зеркалом. Отчего-то начинал нервничать, будто что-то могло пойти не так. С первого дня он чувствовал отчужденность здешней аристократии. Это могло стать проблемой.
[indent]В этом кабаке было много солдат с наименьшим количеством знаков отличия. Даже если кто-то и узнал бы Бестужева, едва ли это вызвало бы подозрения. К тому же, он и так дал знать многим здесь, своим присутствием. В заведении для начала дня было довольно много народу. Конечно, приглашение в гости, такое привычное для москвичей и Бестужева-Рюмина, что хранил приятные воспоминания о поздних визитах к соседям, было бы более приятным, но для вопроса тайных дел не было места идеальнее кабака. Сфера развлечений испокон веков была прикрытием для многих темных дел. Да и ни к чему не обязывало // вот это-то и тревожило. Но Мишель собрался с духом. Как только увидел своих знакомых, тут же натянул дружелюбную и искреннюю улыбку, приветствуя их. Фактически познакомился. Он довольно сильно нервничал, хотя внешне не показывал этого. Заказали еды и водки, в лучшем духе «старой Москвы». О нет, этого он не предвидел совсем, одно дело - шампанское, максимум пиво, но водка... Впрочем, отказать было нельзя. Да и разговор пошёл, опять же на русском. Миша перешёл ближе к сути дела:
[indent]— Я прибыл с важным поручением от Сергея Муравьева-Апостола, Павла Пестеля и других членов нашего Южного тайного общества, передать тем из вас, кого застану в Москве, присоединиться к готовящемуся на Юге заговору. — Он определенно захватил внимание Якушкина, прибывшего на это свидание вместе с Фонвизиным. Улыбнулся, понимая, отчего в глазах господина Якушкина стоял скепсис: — Ежели вам интересно вступить в сношения с Обществом, я введу вас в курс дела...
[indent]И был прерван едва ли не на четверти рассказа. Прерван надменным видом Якушкина, более доминантной личности, чем Фонвизин, который явно заинтересовался делом... но Якушкин был убедителен, сумел настроить товарища на свой лад. Раскачал лодочку недоверия.
[indent]— Зная Сергея Ивановича, я никак не поверю, чтобы он дал такое поручение к нам. Мы не войдем с вами ни в какое сношение. — заявление это больно кольнуло Михаила Павловича. Недоверие, высказанное в столь резкой форме... на это Мишель лишь улыбнулся, поднялся из-за стола и, попрощавшись, удалился от этой компании, завернув в тихое место в соседнем помещении. Хотелось закурить, и он пошарил по карманам в поисках трубки. Руки немного дрожали от нервов, а голову чуть вело от водки.
[indent]«Замечательно. Он только что послал меня нахуй. Прости, Боже, мой французский.» — Выдохнул Мишель эту глубокую мысль вместе с крученым дымом. А они даже не взяли во внимание тот факт, на какой риск шёл этот парень, покидая полк! Девятка, красующаяся на эполете, для некоторых лиц и вовсе была ходячим компроматом. Недальновидные трусы! А ведь Мишель уже давно не позволял себе бранно выругаться. Москва совсем неласкова.

пеплом угли подернулись
на стене колышется тень
моего собеседника
[indent]А в Москве все хорошо. Она ничуть не изменилась с тех пор, как Миша из Москвы уехал в Петербург по роду службы - все такие же пьянки, забитые разным людом кабаки, все та же убийственная прямолинейность, граничащая не то с хамством, не то с пренебрежением. Он особенно и не удивился неудаче, пускай и пришел к этому выводу немногим позже, когда сумел справиться с разочарованием от сегодняшних переговоров, которые заняли от силы час, ну, может, минут сорок. Четыре дня езды ради сорока минут фиаско! Не так молодой подпоручик представлял себе сегодняшнюю встречу, ой не так... Но что поделать. Злодейка-судьба распорядилась так, значит, нужно было принять это событие как должное и сделать нужные выводы, провести так сказать, работу над ошибками. Конечно, не прямо здесь и сейчас: состояние не то, да и нервишки слегка шалят на фоне чуть обострившихся эмоций. За это Михаил не любил водку и крепкий алкоголь - он не любил терять голову, предпочитая сохранять холодный рассудок и свою характерную выдержку, что помогала справляться с любого рода неприятностями. Курение тоже не входило в число вредных привычек Бестужева, но иногда он позволял себе и эту блажь в качестве утешительного подарка или в моменты эмоционального напряжения. Звезды сошлись в той точке координат, где Миша собирает весь цветник скверных ситуаций: он в Москве, где быть не должен, с тайной миссией тайного Общества по вербовке сторонников, он пил водку еще десять минут назад, а прямо сейчас - собирался закурить. Казалось бы, не хватает всего лишь одного финального штриха, чтобы закончить эту чудную картину, показать, что Москва ему [и Южному обществу] больше не по зубам.
[indent]Голос, выдернувший Бестужева из витающих где-то далеко мыслей, прозвучал совсем рядом, да столь неожиданно, что молодой офицер вздрогнул. Обернулся на голос, да с каким-то глуповатым растерянным видом задрал подбородок [мужчина был хоть и ненамного, но заметно выше], большими глазами уставившись на доброжелательного знакомого. Похлопал ресницами пару раз, находясь со словами, и бросил заученное, механическое приветствие. Но почувствовал неладное - шестое чувство кольнуло под ребрами, словно посылая мозгу тревожный сигнал, приветствие казалось... неправильным, неподходящим, недостаточно церемониальным, хотя человек пред ним ничем не отличался от той разношерстной массы людей, что набилась сегодня в это заведение. Также интуитивно он зацепился за этот сигнал, позволив себе чуть внимательнее вглядеться в собеседника [сойдет за шального гуляку невооруженным глазом], смутно знакомого; а затем, расплывшись в дружелюбной улыбке, отвесил головной поклон и ответил на приглашение:
[indent]- А отчего ж не составить? Составлю. Благодарю за приглашение, - протянул руку для рукопожатия и представился, как того требовал этикет, по которому более молодому человеку надлежало представляться первым: - Михаил Павлович, к вашим услугам. - Все же решил утаить фамилию, так, на всякий случай. Сегодня уже один раз не повезло, не стоило гневать судьбу. "Вам бы закусить" резануло слух, и Миша сразу приосанился. Неужто выглядел пьяным? Вроде бы и не много выпил, хотя, конечно, не закусывал - беседа длилась не очень долго, еду как таковую подать и не успели. Заказать, впрочем, тоже. Как бы то ни было, Михаил об этом забыл, как и о том, за каким столиком располагался до этого [да и вероятно его уже заняли, вон народу отбоя нет].
[indent]Супец с галушками... звучало очень аппетитно, а на деле еще было нажористо. Мише частенько доводилось потчивать галушками, настоящими, малороссийскими, свежеиспеченными квартирными хозяйками. Правда, Михаил надеялся, что выглядел не таким уж и пьяным после пары рюмок, в конце концов молодой организм не должен подводить в такие моменты. Но опыт вкупе с уникальным чутьем собеседника не перебить талантом актерского мастерства, вот и оставалось только одно - капитулировать. Позволить течению прибить тебя к берегу... Под аккомпанемент чужих возгласов, смеха и звона приборов прошел вслед за знакомым, который представился тёзкой. Разве что отчество другое, Михаил Андреевич... тоже знакомое, да и мало ли совпадений?
[indent]Ах да. Бестужев не верил в совпадения - вспомнив об этом, он вдруг замер около столика, снова поднял взгляд на Михаила Андреевича, да так и опустился на стул, смолкнув и присмирев. Он не поверил своим глазам. Это ведь не мог быть сам Милорадович! Но памятью Бестужев отличался отменной, даже в таком состоянии, однако внешний вид мужчины ничем не выдавал в нем бравого генерал-губернатора, обвешенного орденами и лентами. Да и фамилия наверняка другая у этого человека. Хлебосольного и явно надежного. Пришел на встречу, на которую кто-то не явился. Что ж, интересно. Миша встряхнул головой, взъерошил волосы, стрельнул хитрым взглядом:
[indent]- Вы правы, кажется, я выпил немного лишнего. - И негромко посмеялся, словно стараясь сгладить углы. Развел руками: - Мы в похожей ситуации. Ваш знакомый не пришел, а мои вот... ушли! - Как бы то ни было, была ли это столичная знаменитость, из-за которой когда-то разрушилась военная карьера Бестужева-Рюмина, или какой-то другой тезка, он собирался играть по заданным правилам. Но, будто предчувствуя каверзный вопрос, задал его на опережение:
[indent]- Какими судьбами здесь?

Выбор предстояло сделать серьёзный. Миша решил промолчать, утаить правду, сыграть так называемую 'дикую карту'. А коли узнает?! Так семь шкур спустит за то, что узнал и не сказал, не намекнул словом каким, что имеет представление о том, кто перед ним и почему — вот, что самое удивительное, — одет не по форме, скрывается от глаз любопытных, будто в тайне ото всех прибыл сюда по каким-то личным, может, даже тёмным делам. Хотя Милорадович и «тёмные дела» не могли и в один ряд встать, так непохож был генерал-губернатор на злодея или заговорщика, хотя, чего греха таить, у самых светлых и щедрых людей за спинами найдётся не один скелет в шкафу — такого господина Бестужев бы с радостью завербовал в Общество, да только знает, что не осмелится. Вот и задаёт себе вопрос: признаться или продолжать делать вид, что ничего молодому знакомому неизвестно?
А скажешь чистосердечно, так худо будет: знали они, проходили уже, пришли с повинной, а их в Малороссию, молодых и талантливых офицеров! И ничего, совершенно ничего этот человек не смог сделать — да и хотел ли? Таким лишь бы морали читать да уму разуму учить; вот, говорит, дело родственничку надо бы найти, пока делов не натворил. Будто не знал Мишель, чем наверняка увлекается этот родственник — значит, взбучка все равно кого-то ждёт, и он, Михаил Бестужев, пока единственный на прицеле.
Впрочем, нет и сил на сопротивление — ситуация близка к абсурдной, времени на продумывание плана даже не катастрофически мало, а вообще нет. Патовая ситуация. Пан или пропал? Возможно, стоит пойти на риск, пускай и неуместный, однако двоякость и уникальность момента приятно щекочет нервы, заинтересованным зверьком навостряет ушки в сторону генерал-губернатора и этой ауры загадочности, почти что анонимности. Не узнать Милорадовича невозможно, но невозможно узнать рядового подпоручика, которого мельком видел пару раз и один раз — приговаривая того к разжалованию.
— Обязательно отведаю, голоден как волк, — дружелюбно ответил Мишель, легонько хлопнув в ладоши. Сам же себе говорил: «только не соглашайся с ним выпивать». Но на все остальное согласился, подумав, что раз уж угощают, то почему бы не насладиться кушаньями, ведь сам в средствах ограничен ввиду ранга: — А почему бы нет? Не смею отказать хорошему человеку.
То, что Михаил Андреевич был хорошим человеком, Бестужев-Рюмин не сомневался. Существовал ли на свете молодой офицер, который не мечтал бы в своё время походить на великолепного генерал-губернатора, героя войны и настоящего джентльмена, коим он являлся даже несмотря на анонимность? До славы Милорадовича подняться невозможно. Это истина, которую начинаешь понимать на втором этапе «сотворения кумира», и этот этап Мишель прошёл пару лет назад, когда потерял звание и два года выслуги. Там же, где он квартировался с полком сейчас, подняться по карьерной лестнице было невозможным.
Вероятно, чтобы быть таким же успешным, как Милорадович, нужно быть Бенкендорфом.
А все остальные, увы, лишь тени, отбрасываемые тысячами штыков за пазухой Генерал-губернатора. И Бестужев-Рюмин, и Муравьев-Апостол, и Пестель... Никогда не будут там же. Если только не...
Забудь.
А Михаил Андреевич смотрит из-под нахмуренных бровей так, словно сомневается // приглядывается, как ищейка вынюхивая след лисицы, сбежавшей с чужой курицей. Сразу думаешь, что это проверка на вшивость — и моченные помидоры, и дружелюбие, — и в следующий момент попадешься в капкан, сцапают на раз-два. Отбрасывает вихру со лба и стреляет глазами, как истинный кавалергард, пускай на плечах и другое (пред)назначение пехотинца [отправленное за спину от греха подальше], но выправку никуда не деть, и опыт есть опыт: Пажеский корпус всегда знает, как усмирить подозрения командира.
— Ваша мудрость, в таком случае, ему бы не помешала, — вкрадчиво говорит Мишель, слегка облокачиваясь о стол. Шальная мысль проскочила неосторожной, но искренной фразой: — Хотелось бы и мне иметь родственника, которому есть до меня дело... — как бы то ни было, но забота и наставления на путь истинный для юноши очень важны, а уж тем более от авторитетного родственника. Миша не мог похвастаться ни поддержкой собственных старших братьев, ни родного отца, который никогда не считался с ним и считал безмозглым и недалёким сыном. Ни нравоучений, ни слов поддержки. Одна только ругань, наказания и приказы. Рюмин был почти уверен, что, узнай отец о Тайном обществе, скорее отрёкся бы от него или лишил и без того скудного наследства, чем попытался бы «найти ему дело», как хотел Милорадович для своего родственника.
— А вы хороший человек, верно? Такие нынче редкость, — заметил Миша, по-доброму улыбаясь, и надкусил галушку. Зеркальное отражение чужих выборов. Но как же хорошо, что редкость не означала полное отсутствие чего-либо, и Михаил был счастлив хотя бы от мысли, что знал еще одного человека, который умел о ком-то хлопотать. Муравьев-Апостол был хорошим человеком. Старшим товарищем и наставником, который помог выбрать дело.
И это натолкнуло на новую мысль:
— А что, если у него уже есть дело? — Осмелился поддержать тему Бестужев, чувствуя готовность собеседника к диалогу. Зато прощупает почву. Вдруг у мужчины не слишком-то консервативное мышление, а более гибкое и... способное понять чужое мировоззрение, пускай даже и не принять оное. Но вдруг есть шанс на понимание? Вдруг, «всегда готовые к журьбе» не потеряны для младших товарищей?
— Все полагают, что возраст толкает к глупости и ошибкам, но разве не все великие люди достигали успеха в молодости? И сдавали позиции в конце... например, Наполеон. Сам Император Александр Павлович считал его кумиром, а потом... Кто знает, может, и родственник ваш мог бы войти в историю?
И, чуть погодя, торжествующе вскинул вверх указательный палец, довершая мысль красивым изречением:
— Как у Гераклита: единственная постоянная вещь в жизни - изменение, вы помните?