Наши войска заняли Париж. Россия стала первой державой мира. Теперь всё кажется возможным. Молодые победители, гвардейские офицеры, уверены, что равенство и свобода наступят — здесь и сейчас. Ради этого они готовы принести в жертву всё — положение, богатство, любовь, жизнь… и саму страну.
1825 год, конец Золотого века России. Империю, мощи которой нет равных, сотрясает попытка военного переворота. Мир меняется стремительно и навсегда...


ЖАНЕТТА ГРУДЗИНСКАЯ ПИШЕТ:
“С неделю назад Грудзинская верит в происходящее меньше прочих, раз — а то и два — теряет самообладание. Невозможно. Не верит. Ни с кем не хочется говорить, в то время как от количества советов начинает до невозможного болеть голова. Ссылаясь на это, старается почаще оставаться в одиночестве, а значит тишине, нарушаемой разве что разговорами где-то в ближайших комнатах. Советы благополучно оставались там же на какое-то время. Всё равно на следующее утро будет привычный уклад, ничего такого. Самообладание вернется уже за завтраком.”
[читать далее]

1825 | Союз Спасения

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » 1825 | Союз Спасения » Архив эпизодов » Не утаится любовь, как в мешке шило


Не утаится любовь, как в мешке шило

Сообщений 1 страница 14 из 14

1

песня или цитата
http://forumupload.ru/uploads/001a/c7/2f/30/t390135.jpg
НЕ УТАИТСЯ ЛЮБОВЬ, КАК В МЕШКЕ ШИЛО
Сергей Муравьев-Апостол & Ганна Остапенкова
10 сентября 1822 года; день; PG-13
http://www.pichome.ru/images/2015/08/31/3FqWcfL.png
Вот уж правда люди говорят, что любви, как и шило мешке не утаить. Как заметила мать Ганны, что та зачереватила, так бранилась, что грозила из дому прогнать. И пришлось бы Ганне идти до омута к русалке, если бы за нее не заступился квартировавший у них полковник Муравьев-Апостол.

Отредактировано Ганна Остапенкова (2021-03-29 01:13:12)

+1

2

Чего она боялась, то и случилось.

На первых порах удавалось скрывать все от матери. Ну, поправилась немного, да только краше от этого стала, когда чуть округлилась грудь. Знала, Ганна, что и тошнить может на первых порах в ожидании дитяти, да и тут Бог ее миловал. Может и дальше бы все обошлось, вон некоторые выкидывают дитятко, не сумев выносить. То горе в семье, когда ждут младенца.
А коли нет? Знала Ганна и о таких женщинах. Напрямую никто не говорил об этом, но уж коли жинка понесла пока муж в отъезде, то можно найти средство…  Говорили, что знахарка на другом краю Василькова травы знает. Да дорого берет. А у Ганны всех богатств было – только подарки Сергея Ивановича. Говорить ему боялась. Стыдно было. Любить не стыдно, а вот признаться, что брюхата – не могла. Да и что ему да ее беды? Сколько вон парубков гуляют, гуляют с дивчинами, а как грех случится, который уж не покрыть тайной, так чуть ли не силком под венец по наказу родителей.

Может Ганна и дошла бы до знахарки, да уговорила обменять снадобье на бусы и отрез ткани, да в субботу, в бане, мать не заметила слегка округлившийся живот дочери.  По началу даже бить не стала, только по щекам отхлестала, да за косу.
А уж на другой день и отец ее в хате бранил, да требовал, чтобы та открылась, с  кем нагуляла ребенка, грозился шею свернуть подлецу. Ганна же молчала, не в силах сказать правду. Полковнику, конечно, ее отец шею не свернет. А вот пойти к дьяку да написать жалобу, так это может. И рубля на такое дело не пожалеет, коли слишком зол, да слишком пьян для этого будет.
Под конец отец сказал, что ему позору не надобно и покуда соседи не прознали, да не вымазали стены их хаты сажей, а ворота дегтем, то пойдет она хоть за старца, али за местного дурачка Иванко, но в его доме позорных младенцев не будет. А коли не найдется такой, кто возьмет ее брюхатой, то и ему она не нужна.

Ганна и на том была благодарна. Хоть от слов отца и была красна, как маков цвет, но спасибо, что не тронул, а то мог ведь и плетку взять.
Дождавшись вечера, когда полковник был уже дома, она тихонько вошла на половину хаты, которую он занимал.

- Я… Попрощаться пришла, Сергей Иванович, - тихо сказала Ганна, едва сдерживая слезы.
А что дальше то? Все слова, которые она хотела сказать, словно шелуху на токе ветром сдуло.

- В тяжести я…, - сложив руки на животе, Ганна смотрит не на полковника, а в пол, рассматривая чередующиеся полоски половиков, дорожками проложенные от входа к окну, к столу, да комоду.

- Отец грозит замуж за старика или из дома выгнать. Да я решила к знахарке за травами сходить. Я бы и раньше пошла, да денег она много берет.

Ох, зря она это про деньги и прочее. Надо было просто сказать, что встреч их больше не будет. А там как бог даст. Может и помогли бы травы, если бы получилось обменять их на подарки.

+2

3

[indent] К осени дела в Черниговском полку постепенно стали выправляться к радости Сергея Ивановича. Сколько времени он потратил на муштру и выучку совершенно разболтавшихся солдат и таких же неорганизованных ротных командиров. Те поначалу приняли его насторожено, но вскоре подполковник Муравьёв-Апостол сумел завоевать расположение офицеров, а потом и солдат, многие из которых знали его еще по службе в Семёновском полку. Уж сколько Сергей Иванович писал писем любезному папеньке, жалуясь на быт свой в полку, на первых порах попросту сходя с ума в этой беспросветной рутине вдали от цивилизации! Теперь же в доме, который занимал подполковник, нередко стали бывать местные офицеры. Особенно привечал Муравьёв поручика Михаила Щепиллу, потому как тот был едва ли не единственным на весь Васильков человеком, понимавшим французский язык, изъясняться на котором Сергею даже после стольких лет в России было проще. Кроме Щепиллы бывал в доме подполковника и поручик Кузьмин, который особенно быстро проникся симпатией к своему командиру, а, добившись ответного расположения, начал позволять себе лишнего, по мнению брата Матвея, часто спорил с Сергеем, повышал голос и вообще вёл себя слишком вольно в компании подполковника. Муравьёв списывал это на взрывной характер поручика и не держал на него зла, понимая, что тот - человек в сущности хороший. Матвей Иванович, недавно вышедший в отставку, был относительно Кузьмина несколько иного мнения и даже однажды позволил себе отчитать последнего за грубое обращение с солдатами. Кузьмин. отдать ему должное, обиды не затаил, а напротив после благодарил брата Матвея за такую науку.
[indent] Единственное, что несколько огорчало Сергея Ивановича, не считая постоянного безденежья, было то, что новый его друг, Михаил Павлович Бестужев-Рюмин крайне редко появлялся в Василькове. По крайней мере реже, чем Серёже бы хотелось. Последняя их встреча состоялась на военных сборах в Фастове в июле, где Черниговский полк едва ли не впервые за много лет оказался одним из лучших, уступив разве что Вятскому пехотному полку под командованием Павла Ивановича Пестеля. На тех сборах Сергей в своей привычной манере горячо и эмоционально рассказывал Пестелю о необходимости принять в члены Южного общества Бестужева, которого он считал весьма полезным их общему делу. Пестель, с его рациональностью, излишнюю сентиментальность Муравьёва отринул и, рассмотрев голые факты в остатке, согласился, что Мишель обществу может быть действительно полезен. Радости Сержа не было предела.
[indent] Так пробегали дни за днями. Жизнь понемногу устаканивалась, создавался мало-помалу круг общения. Дома, если можно так именовать ту хату, где Сергей квартировался, чаровница Ганна окружала его заботой и вниманием, не давая вовсе сгинуть от тоски и отчаяния. Одним словом, дела шли не так плохо. Сергею было даже грешно жаловаться. Вот если бы Матюша приезжал почаще и помирился с Бестужевым, да папенька присылал побольше денег, тогда и вовсе всё было бы прекрасно.
[indent] В один из вечеров Ганна, которая в последние дни была как-то подозрительно молчалива и будто бы избегала подполковника, привычно прошмыгнула на половину, которую занимал Сергей и замерла где-то на пороге в неясной нерешительности. Всегда смешливая и бойкая, девушка на этот раз была непривычно тиха и, как показалось Муравьёву, едва сдерживала слёзы.
[indent] - А я думал, ты обо мне совсем забыла, - улыбаясь проговорил Серж и тут же осекся, видя состояния девушки, - Что-то случилось, mignonne? Тебя кто-то обидел?
[indent] Сергей нахмурился, выслушивая путанные объяснения Ганны, и поначалу даже не понял, о чем та говорит. О какой-то тяжести, какой-то свадьбе со стариком, о том, что отец грозиться выгнать из дома...
[indent] - Погоди, причем здесь знахарка? Ты что, больна? Давай я попрошу полкового лекаря тебя посмотреть и... - Сергей внезапно замер, запнувшись на полуслове, и проследил взглядом за аккуратно сложенными на животе руками девушки.
[indent] - Так, стоп. Es-tu enceinte? - глаза подполковника медленно округлились до размера монеты в десять целковых. Это что же получается, Ганна теперь носит его, Сергея, ребенка? Это значит, что он будет отцом вот так нежданно-негаданно? Такого Муравьёв представить себе, конечно же, не мог, и теперь лишь удивленно переводил взгляд с лица девушки на ее живот и обратно.
[indent] Когда осознание произошедшего наконец улеглось в его голове, Сергей вдруг светло улыбнулся, притянув к себе всё еще расстроенную Ганну, обняв ее за плечи.
[indent] - Ну, так и чего ты ревешь? Радоваться надо! - Муравьёв достал из кармана шелковый платок и протянул его девушке. - Знахарки отменяются. С твоим отцом я поговорю. Всё хорошо будет. Веришь мне? - Муравьёв приподнял лицо Ганны за подбородок, заставляя ее посмотреть ему в глаза,- Я читал, что женщинам в положении нужно меньше нервничать, а больше гулять, хорошо высыпаться и есть вкусную пищу. Из вкусной пищи в распоряжении были разве что вареники с творогом, но и то дело. Сергей, как назло, вспомнил, что не ужинал, и в животе предательски заурчало. Но где уж теперь до ужина, когда у него будет сын. Вот же Матвей удивится! В том, что брат воспримет это известие правильно, Серёжа не сомневался, уже поглядывая на стол, где лежали письменные принадлежности, готовый немедленно писать брату и Мишелю Бестужеву, как двум самым близким своим людям.
[indent] - Давай-ка сообрази чего-нибудь на стол, а после подумаем, что сказать твоему отцу. Что сказать кузнецу Апанасу подполковник знал, по крайней мере надеялся, что тот его правильно поймет и оставит дочь в покое, но на голодный желудок верные слова не лезли в голову.
[indent] - Un tel événement peut être célébré avec du champagne!

+3

4

- Ай! – Только и вскрикнула Ганна и закрыла лицо рукавом рубахи, при упоминании Сергеем полкового лекаря. Не хватало еще сраму мужчине дать себя осмотреть. Да и что там лекарь увидит? Разве только что мать увидала, только и всего. Да и кто слыхивал, чтобы мужчины что-то смыслили в таком деле, как ожидание дитяти.  Тут дело повитухи, да знающих женщин, кто сам не один раз выносил да родил.

И только сильные и такие ставшие родными руки, притянувшие ее к себе, заставили Ганну открыть лицо. И если полковник смотрел на нее с удивлением, то и Ганна не понимала чему тут радоваться. Чему? Ее позору? Но глядя тому в глаза, Ганна верила, что все будет хорошо. Главное чтобы родители не ругали, да не гнали из дому.
Наконец она даже улыбнулась Сергею. Хоть и не понимала чему тот рад. Ребенку? Так то ж незаконный ребенок. Как бы в крестинах не отказали. Да и кто согласиться стать крестными младенцу, что родился у не венчанной? Ах,  Сергей Иванович, Сергей Иванович, все он по книжкам живет. Может где в его Париже так и делают, так тут Васильков, а не Париж. И мать с отцом за работу по полной спросят, не смотря на ее положение.

- Конечно, я тебе верю, родной мой, - Ганна положила голову ему на плечо, и ей действительно стало легче, - только ничего уже не исправить. Твой батька то тоже не обрадовался бы, коль его дочь ждала ребенка без мужа. Неужно у вас все иначе?

Милый Сергей Иванович. Сережа. Серж…  Привык к другой жизни и старается ей показать, что можно жить иначе. Радоваться, например, когда хоть иди к омуту да топись. А ей хотелось жить. И к знахарке то она все тянула идти не только из-за денег. Боялась. Не все горемычные, желающие избавиться от не рожденного дитя выживали. Все грех. Грех любить без венца, грех убить того кто еще не рожден.
Ганна глубоко вздохнула. И шелковый платок, протянутый ей Сергеем, был как раз кстати. Слезы нет, нет, да наворачивались сами собой на глаза.

Может и знает полковник, что сказать ее отцу. Он же мужчина. А мужчинам все легче договориться между собой. Да и знала Ганна, что побаивается отец офицера. Лестно ему, что русский полковник квартирует у него, оплата идет исправно. Слышала Ганна, как тот перед соседом хвастал. Но и с опаской поглядывал на людей с оружием, часто бывающих во дворе. Шутка ли… Не понравится что им во взгляде, али еще чего, так и сам будешь без вины виноват. Это Ганна никого не боялась. Знала, что ее не обидят, а лишний раз улыбнуться, а то и воды попросят принести испить.

Еще до просьбы Сергея Ивановича, Ганна перехватила его взгляд на стол. Действительно, пора нести ужин. Гостей у полковника сегодня пока не было, но наготовлено было всего вдостоль. Денщик Сергея Ивановича купил у ребятишек почти целое ведро карасей, да принес им с матерью. И сейчас пяток из них томились в печи.

- Только тебе нести или кто-то будет к ужину? – быстро спросила Ганна, услышав знакомое слово «Champagne» и не дождавшись ответа, мягко выскользнула из объятий полковника и выбежала, нечаянно хлопнув дверью.
Прохлада сентябрьского вечера немного остудила все еще горящие жаром ее щеки.

Ужин. На половине хаты, где была печь, никого не было, и Ганна скоро выложила в миску карасей, накрыв их сверху свежими лепешками, испеченными днем.  Сметана стояла в сенях. Ее Ганна тоже захватила.
Встретив Евсея, Ганна только перекинула косу через плечо, да вручила ему карасей и сметану, сказав, что ей нужно еще и самовар поставить.

Дело было не только в самоваре. Ей просто хотелось чуток подумать одной над словами Сережи. Вот уже и пузатый ведерный самовар запыхтел, а она еще все дивилась тому, как ее любимый даже обрадовался ее словам. Не прогнал прочь, ну всучил денег для знахарки. Странный человек. А может и все такие должны быть?
Оставив самовар, Ганна вернулась в дом за варениками с вишней и с творогом. Раз за постой платили исправно, мать Ганны не скупилась на стряпню, готовя много и вкусно.

- А вот и варенички, - уже без всякой печали возвестила Ганна, ставя их на стол подле карасей. Евсей, зная привычки своего полковника, даже накрыл стол по-барски, достав из погребца фарфоровую тарелку, нож с вилкой из серебра, да еще полотняную салфетку не забыл.

Ганна все делала по-простому, несмотря на ворчание денщика Сергея Ивановича. Да и не смела она тут хозяйничать, беря в руки такую красоту, как тарелка. Кажись, посмотри через нее на свет, так светиться будет. Это не глиняные тарелки, которые разбил и не жаль.

+3

5

[indent] Сергей был рад, что ему удалось хотя бы немного успокоить расстроенную внезапной беременностью Ганну. Хотя почему внезапной? Он-то взрослый мужчина и должен всё же понимать, отчего обычно дети бывают, так что удивляться тут совершенно нечему. Сравнение с сёстрами заставило Серёжу немного нахмуриться. Представить Аннет или Элен, которые бы родили ребенка до брака, было совершенно невозможно. Но они и воспитывались в других условиях, и сами бы не подпустили к себе никакого мужчину. Хотя Муравьёв прекрасно знал случаи, которые встречались и в дворянской среде, с самыми знатными и именитыми семьями. Любовь не разбирает, женат ты или холост, богат или беден. А уж коли случилось Великому князю влюбиться в чью-нибудь дочку, так разве же ему отказывали? Даже наоборот, многие отцы в прямом смысле стремились "подложить" своих дочерей под знатных вельмож, чтобы обеспечить себе удачную карьеру и безбедную старость. Серёжино происхождение, конечно, не дотягивало даже до обычного князя, не говоря уж о великом, но и за Ганной стоял кузнец Апанас, а не кто-нибудь из Голицыных. Как бы то ни было, а разговор с отцом девушки не стоило откладывать в долгий ящик. Но сперва следовало хорошенько подкрепиться. Серёжа весь день провел на плацу, готовясь к очередному смотру, и с утра у него во рту не было и маковой росинки.
[indent] Усадив рядом с собой подоспевшую с самоваром и варениками Ганну, Сергей велел Евсею поставить еще одни приборы из недавно привезенных из Европы Иваном Матвеевичем и начал пытаться обучать девушку пользоваться вилкой и ножом. Учить ее каким-нибудь новым "премудростям", которые дворянские дети знают и умеют едва ли не с младенчества, было для Сергея Ивановича настоящим удовольствием. С его лёгкой руки Ганна уже умела писать собственное имя, знала несколько слов на французском и кое-как складывала буквы в слоги, обучаясь грамоте. Управляться со столовыми приборами было ничуть не легче, чем писать чернилами имя, и оба рисковали остаться голодными, потому что еда остывала. Евсей, копошившийся в углу со старым инструментом, ворчал и недовольно зыркал на подполковника, который "совсем голодом себя заморить хочет ради какой-то девки". Но одного взгляда Муравьёва хватило, чтобы денщик притих, но всё еще недобро поглядывал из угла на обоих. Сергей был готов биться об заклад, что он ясно слышал тихие причитания по поводу фарфоровых тарелок, которые, неровен час, побиться могут.
[indent] Пока Ганна занималась чаем, Сергей, услышав, что домой возвратился из кузни отец девушки, отправился на вторую половину дома, чтобы поговорить с ним. Подполковник рассказал всё без обиняков, не пытаясь задобрить или умаслить сурового Апанаса. Да, ребёнок, которого носит Ганна, его. Всю ответственность за будущего сына или дочь Муравьёв берет на себя, обещает усыновить и обеспечить деньгами. Поначалу кузнец долго хмурился и молчал. Серёжа был уверен, что только его положение и социальный статус удерживали Апанаса от того, чтобы не навешать ему тумаков. Впрочем, разговор о деньгах явно прибавил Сергею Ивановичу очков в глазах кузнеца, напряженное лицо которого с каждым словом всё больше светлело и расслаблялось. Кузнец здраво рассудил, что такой грех не редкость, с кем не бывает, и уж лучше дочке от господина офицера понести, чем от соседских парубков. А годы у нее, почитай, уже не юные. если не сейчас рожать, то когда ж еще? Под конец разговора Апанас довольно крякнул, явно прикидывая свою выгоду от перспективы породниться с Муравьёвыми-Апостолами. Про Данилу Апостола он когда-то слыхал, а уж если господин офицер - его родственник, то грех жаловаться, что всё так вышло.
[indent] Уладив все основные вопросы с родителем потенциальной матери своего сына, Сергей задумался, где бы взять лишних денег, чтобы и дьячок не задавал лишних вопросов, и Апанас лишний раз косо на него не смотрел. Мать Ганны, которая слушала разговор мужа с подполковником, подперев дверной косяк и угрожающе скрестив руки на груди, восторгов по поводу родства с "благородными господами" не разделяла. Позор - он и есть позор. Хоть с барчуком, хоть с конюхом - всё едино. Серёжа тяжело вздохнул, понимая, что этот бастион так просто ему не сдастся. Но что ж, вода камень точит, как известно. Улыбнувшись Василине Никифоровне, которая, если бы могла, прожгла бы дыру в его мундире, Серёжа поспешил возвратиться на свою половину, где ожидала его Ганна и остывающий чай.
[indent] - Можешь не волноваться, mignonne. Никто тебя из дома не погонит, - Сергей иванович уселся за стол, придвигая к себе расписанную алыми маками чашку, - Матушка твоя, конечно, не в восторге от новости. Et c'est un euphémisme! Но ничего, худого тебе она ничего не сделает, - Муравьёв пригубил всё еще горячий напиток, пахнущий какими-то летними травами, - Завтра попрошу полкового лекаря тебя осмотреть. Не спорь! - подполковник увидел, как удивленно округлились глаза девушки, - Это для твоего же блага. Ты же хочешь родить здорового ребенка, правда? Ну, вот. Donc c'est décidé. И Сергей с чувством полного удовлетворения собой откинулся на спинку чуть покосившегося деревянного стула.

+2

6

Задумчивость и хмурый вид Сергея, когда она спросила об его сестрах,  заставила Ганну и саму притихнуть. Зря только спросила. Ясно же, что барышни, которые в Париже воспитаны, не позволили себе греха. Вот что там такого в этом Париже? Хоть бы глазком взглянуть.

И ужин прошел почти в молчании. Из-за волнения Ганне сегодня особенно трудно было совладать с ножом и вилкой для рыбы. Хотелось просто взять ложку, да помочь себе куском хлеба. Но она старалась, невзирая на насмешливые взгляды Евсея, и спину держать ровно, и не уронить ни кусочка с вилки. И нож потом положила на тарелку так осторожно, что он даже не звякнул.
Евсей, прислуживая полковнику за столом, убрал тарелки, и Ганна занялась чаем, осторожно насыпая сухие чаинки в заварник, а потом устанавливая его на «корону» самовара. Но пока она занималась чаем, послышался со двора голос отца. А там и Сергей Иванович встал из-за стола и вышел из горницы.

Ганна встрепенулась и хотела пойти следом, догадываясь, что тот пошел к ее родителям, но Евсей остановил, схватив за руку.
- Тебя не звали туда, - проворчал Евсей, строго глядя на дивчину. С одной стороны он понимал своего барина, трудно вдали от семьи, да без женской ласки. И эта дочь кузнеца была лучше, чем те мамзельки в непотребном доме. Хм… да он и сам хаживал к одной вдове «на чай», что жила дальше по улице.

Ганна не стала ничего отвечать денщику подполковника, не в ее интересах было затевать ссору с Евсеем, который, кажется, невзлюбил ее. Да и своих мыслей было полно. То что Сергей Иванович пошел к ее родителям, она не сомневалась. И то, что отец побаивается Муравьева-Апостола, она тоже знала. А вот матери ее сам черт был не кум и не брат. Как бы та не наговорила Сегею Ивановичу чего лишнего.

Время тянулось долго. Она уж и в окошко выглядывала, да кроме темноты во дворе, да звезд с месяцем на небе ничего и видно было. Темнело быстро. Евсей все еще ворча про себя, принес свечи, поставил на стол, но зажег только одну. Другие он засветил только когда скрипнула дверь и вернулся Муравьев-Апостол.

- Ах, неужно ты и матушку задобрил? – Ганна вскочила со своего места, не веря еще услышанным словам.

- Мignonne! Мignonne! – с этими словами, она обняла Сережу и захлопотала пять с чаем, наливая кипяток в расписную чашку, такую нарядную, что хоть только по праздникам доставай любоваться.

- Нет, нет, нет, я не дам себя смотреть твоему врачу. Хватит, что и так в грехе. А еще позволить чужому мужчине трогать себя это уже слишком. Ты пойми, Сережа, коль еще и об этом говорить будут, то и вовсе мне на улицу не выйти.

Ганна покачала головой. Как Сергею не понять, что и у нее есть своя честь. Да и зачем лекарю знать о том, что она ждет ребенка. А как скажет кому? Проболтается в шинке, и тогда каждый будет на нее пальцем показывать и называть блудницей. Легко ему говорить: «Не спорь».

Во дворе забрехал пес. Явно кто-то чужой зашел во двор. Своих всех пес знал, а вот чужим спуску не давал, предупреждая лаем, что ворам тут не рады.

Через несколько минут на крыльце послышались шаги, денщик подполковника поспешил глянуть, кто пожаловал так поздно, но был решительно отстранен с дороги вошедшим офицером.

- Сергей Иванович, во втором взводе роты беспорядки. Рядовые Петрашов и Иващенко устроили драку с кашеваром из-за пригоревшей каши. Поручик Кузьмин принимает все меры для наведения порядка, но зачинщики драки сильно пьяны. Да и другие солдаты не в восторге от ужина. Уже за подполковником Гебелем послали, а тот не только тех под арест, но и через строй прогнать велит. Солдаты и так недолюбливают нашего командира.  - Тут вошедший осекся, поймав себя на том, что позволил сказать лишнее при посторонних. Прапорщик Иван Иванович Сухинов был часто порывист в своих действиях, не терпелив, что мешало его продвижению по службе.
- А Вас, Сергей Иванович, солдаты уважают. Может у Вас получится вразумить их. У любой хозяйки каша может подгореть, а кашевар наш, как оказалось, второй день с зубной болью мается.

+3

7

[indent] Сергею было совершенно непонятно, чего так боится Ганна, решительно отказываясь, чтобы полковой лекарь её осмотрел. Врач - он на то и врач, чтоб ему можно было доверить самое сокровенное. Рваные раны от картечных выстрелов куда страшнее, чем брюхатые девицы. Муравьёв покачал головой, но не стал пока настаивать. В конце концов срок не такой уж и большой, да и беременная чувствует себя хорошо, насколько он мог судить. А чтобы Ганну мать не погнала на работу в поле, это уж Сергей Иванович теперь позаботится. А там,глядишь, она и позволит доктору себя осмотреть. Серёжа сделал мысленную пометку заглянуть намедни к Карлу Филипповичу и проконсультироваться. Пусть заодно посмотрит проклятый чирей, который не давал подполковнику покоя вот уже неделю, отказываясь заживать, несмотря на мази и примочки, которые были ему рекомендованы полковым лекарем.
[indent] Пока Муравьёв пребывал в своих мыслях, на дворе послышался лай собаки и вскоре скрипнула дверь хаты, впуская нежданного вечернего гостя. Евсей выскочил в сенцы посмотреть, кого это там принесла нелегкая, а через мгновение на пороге стоял запыхавшийся
прапорщик Сухинов, который выглядел всклокоченным и явно очень торопился к Сергею. Выслушав не самые радостные известия, подполковник бросил денщику короткое "Шпагу!", уже на ходу застёгивая подворотничок, который позволил себе ослабить дома. В вверенном ему батальоне беспорядки, и это едва ли не худшее, что могло случиться. Только не теперь, когда след семёновской истории еще так свеж для каждого из её непосредственных участников.
[indent] - Оставайся дома и ложись спать,- уверенно сказал Сергей Ганне, понимая, что та со своим упрямым характером вряд ли его послушается, - Меня не надо дожидаться.
[indent] Оба они, и Муравьёв, и Сухинов, выскочили из хаты во двор, где дожидался Евсей, прикрикнувший на высунувшуюся из-за двери Ганну: "Куды, девка!" На крыльце началась какая-то возня, но Сергей уже не слушал, направляясь едва ли не бегом к казармам. Главное было успеть до появления в роте Гебеля, тогда, может, всё и обойдется.
[indent] Казарма встретила торопящихся офицеров десятками горящих факелов и гулом голосов, над которым громогласно разносился крик поручика Кузьмина, пытающегося усмирить разбушевавшихся солдат, задумавших учинить расправу над кашеваром.
[indent] - Назад! - громко крикнул Муравьёв, протиснувшийся в самую толпу бунтующих, - Назад, я сказал! - солдаты, увидев своего командира, несколько ослабили пыл и уже не так яростно бросались друг на друга, - Вы что это себе позволяете, я вас спрашиваю!? - основная масса бунтующих притихла, но некоторые, особо рьяные, всё еще лезли вперед, норовя наброситься на Кузьмина, - Прекратить! - глаза Сергея лихорадочно сверкали, когда он резким движением развернул к себе лицом одного из зачинщиков, - Вы что же такое творите, братцы?! Из-за какой-то каши! Неужели вы не понимаете, что подполковник Гебель прикажет вас прогнать через строй шпицрутенов! - взвод притих, виновато потупив взгляды, и лишь несколько особо недовольных не побоялись выкрикнуть Сергею в лицо, что по вине повара они остались голодными, - Зато напиться успели, - Муравьёв заговорил уже тише, - Немедленно всем разойтись по своим казармам! Поручик, - обратился подполковник к Кузьмину, - Позаботьтесь, чтобы солдат нормально накормили. Я распоряжусь.
[indent] - Зачинщиков драки прикажете под арест? - Кузьмин вопросительно взглянул на Сергея Ивановича, всё еще не убрав шпагу в ножны.
[indent] - Анастасий Дмитриевич, я же сказал, всем разойтись по казармам и лечь спать. Разумеется, после ужина, - Сергей, наконец, немного расслабился, видя, что солдаты не прекословят ему. Только сейчас Муравьёв заметил, что пальцы его с силой сжали рукоять шпаги, так что костяшки побелели от напряжения. Он медленно разжал руку. Теперь ладонь нервно подрагивала, и Сергей поспешил убрать её за спину.
[indent] За спиной вновь послышался шум, и через мгновение на двор вбежал разъяренный командир полка, подполковник Гебель.
[indent] - Что здесь происходит, Сергей Иванович? - Гебель недружелюбно зыркнул на Муравьёва-Апостола и обступивших его младших офицеров.
[indent] - Ничего, Густав Иванович, - Сергей пожал плечами, - Между солдатами возникло некое недопонимание, но поручик Кузьмин всё уладил еще до моего появления.
[indent] - Отчего же тогда вы здесь, раз это всего лишь недопонимание? - не унимался Гебель.
[indent] - От того же, отчего и вы, Густав Иванович, - Сергей старался оставаться невозмутимым, - В полку слишком много паникёров. Это не на пользу армии.
[indent] Подполковник Гебель еще пытался выяснить фамилии зачинщиков беспорядков, но в итоге так и уехал, не солоно хлебавши. Сергей Иванович не исключал, что завтра будет большое построение на плацу и сегодняшняя драка еще аукнется всем. Но на сегодня было достаточно треволнений. Они еще посидели недолго с офицерами, обсуждая, что отвечать, если начнутся вопросы со стороны командира полка. Дома Муравьёв был уже глубоко за полночь.
[indent] Подполковник сразу отпустил Евсея, сказав, что сам управится, и вошел в дом, не зажигая свечей. Лишь маленький огарок всё еще чадил в углу. Серёжа грузно опустился на стул и уронил голову на сложенные перед собой на столе руки. В горнице было темпло, но его начинало трясти мелкой дрожью, словно от озноба. О каком вооруженном восстании может идти речь, когда они не могут навести порядки в своих взводах. Как же так! Кузьмин, как же так! Муравьёв зажмурился. Слишком свежи еще были для него воспоминания о семёновской истории, слишком горьки были её последствия. Сергей тяжело вздохнул. Кажется, всё уже было позади, но ему в это совсем не верилось. За спиной раздался какой-то шорох, но офицер даже не шевельнулся.
[indent] - Ты не спишь? Знаю, что не спишь,- тихо проговорил он куда-то в темноту, - Посиди со мной, я всё равно теперь не усну до утра.

+3

8

Время тянулось медленно, словно мед или патока. 

Ганна успела и со стола убрать, воды принести в дом, и проверить заперты ли куры на ночь.  Хлопоча по хозяйству, она старалась не попадаться на глаза родителям, да поглядывала в сторону улицы, не слышно ли возвращения Сергея Ивановича.

Евсей уж косо на нее поглядывал, что-то ворчал себе под нос, да упрекнуть ее было не в чем. У себя ж на дворе.  У Евсея, пока барин отсутствовал, тоже был свой интерес сходить до соседней хаты по улице, вдове Наталке помочь, да вареников ее отведать.

Приметив, что денщик подполковника ушел, Ганна тот час же проскользнула в дом на половину Сергея Ивановича.

Помимо лампадки, больше огня в горнице не было, да и понятно, что не для кого свечи жечь. А свечи были хорошие, восковые, как в церкви. В одном из подсвечников, Ганна заприметила около трети недогоревшей свечи и зажгла ее от лампадки. Ей нравилось рассматривать картины на стене, причудливую мебель, какой ни у кого в доме больше не видывала.  Да и лежащие на столике разные мелочи, которыми пользовался Сергей, тоже были любопытны. Чудно, ох как чудно и любопытно.

Устроившись на стуле так, что ей была видна картина, Ганна принялась мечтать. Вот что если она бы родилась не здесь, в Василькове, а в том городе, где учился Сергей. Париж казался Ганне чем то чудесным и невероятным, словно он существовал только в рассказах ее Сержа. Но и там жили люди, говорили на необычном языке, пили шампанское и ели пирожные, те, которые ей привозил Сергей из города.
Так время и пролетело незаметно. Она слышала, как вернулся Евсей и возился чем-то в сенях, зашел в горницу, но ее не приметил.
А вот заслышались на пороге шаги того, кого Ганна ждала. Затаившись, словно мышь, она видела как тот вошел и не зажигая других свечей, сел на стул подле стола. Теперь, когда Сергей полагал, что его никто не видит, он выглядел таким уставшим, а вовсе не офицером, полным уверенности и распоряжающимся сотней человек.

Ганна хотела тихонько остаться на своем месте, чтобы не мешать, но ее услышали.

- Не спится, - призналась Ганна, которая, несмотря на позднее время, так и не прилегла.

В просьбе Сергея было столько простоты и доверия, что на душе у Ганны стало тепло-тепло, словно сидела она на пригревке. И этим теплом ей хотелось поделиться с тем, чье дитя она носила под сердцем.

- И как это тебя люди слушают? И все к тебе за советом и помощью идут.  Товарищ вот пришел звать тебя.

Подойдя к Сергею, Ганна обняла его за плечи, поцеловала в затылок, а потом прижалась щекой. Иногда ей казалось, что между ними нет никакой разницы в положении. Люди и люди, со своими печалями и радостями.

- Хочешь, я принесу тебе парного молока и меда, это поможет уснуть, - Ганна стала поглаживать Сергея по плечам, словно она могла этим жестом смахнуть его усталость.

Присев рядом на другой стул, Ганна точь-в-точь, как и Сергей, положила руки на стол и не сводила глаз с него.

+3

9

[indent] Тишину ночи нарушил тихий шорох девичьей юбки, которая здесь, в Малороссии называлась каким-то смешным словом, Сергей никак не мог запомнить. Ганна двигалась практически бесшумно, но Муравьёв сумел почувствовать её присутствие на каком-то интуитивном уровне, безошибочно угадав и направление, где стоило искать девушку. Подполковник так устал, что у него не было сил даже на то, чтобы изображать бодрость духа. Когда девушка подошла, то он лишь приподнял голову, взглянув на нее в полумраке слабо освещенной догорающим огарком свечи хаты. В последние недели Ганна словно бы осунулась, по крайней мере так показалось Сергею, но глаза её по-прежнему горели всё тем же задорным блеском, который когда-то так привлек одинокого офицера.
[indent] Девушка коснулась своими ладонями плеч Серёжи, и он на мгновение прикрыл глаза. Хотелось какого-то давно позабытого тепла и ласки, которые исчезли из жизни Муравьёва со смертью сначала матушки, а затем и горячо любимой сестры Элизы - двух самых лучших женщин, которые когда-либо существовали в жизни Серёжи. Ганна присела рядом, и подполковник неосознанно потянулся к её ладони, касаясь руки лишь кончиками пальцев, просто чтоб знала безо всяких слов - он рад, что она рядом. Сергей действительно был рад, что девушка ослушалась его... нет, не приказа, но просьбы, и до сих пор не спит. Так он хотя бы не будет настолько одинок.
[indent] Знала бы доверчиво поглаживающая его Ганна, насколько отвратителен этот Черниговский полк! Вообще всё это место. Но где ей понять! Ганна тут выросла и не знала другой жизни, а он, Сергей, знал. Это ведь всё равно что подрезать соколу крылья, а затем сказать - лети. Вроде вот они, крылья, взмахни и устремляйся в небо, но это лишь насмешка, какой-то суррогат жизни, суррогат военной службы, суррогат выстраиваемых помимо своей воли отношений. Муравьёву претило общество находившихся у него в подчинении офицеров. Спасали только связи с Кузьминым, хоть тот и был простым парнем, не знавшим особенно хороших манер, поручиком Щепилло, с которым хотя бы было, о чем поговорить, бароном Соловьевым, волею судеб оказавшимся, как и Сергей, на краю света, да взрывным Сухиновым, которого, казалось, сам чёрт боится, хотя он всего лишь поручик.
[indent] - Думаешь, слушают? - Серёжа улыбнулся, накрыв своей широкой ладонью тонкую руку Ганны, - Это называется дисциплина. В армии всегда так. Я старше по званию, они мне обязаны подчиняться. Ты же вот, например, отца своего слушаешься? - Сергей поджал губы, всё-таки пример с отцом был не слишком удачным, коли девушка загуляла с молодым офицером поперёк воли родителя.
[indent] Муравьёв же подумал, что никогда ему не стать командиром полка. Генерал Рот уже подавал рапорт о назначении Сергея, но всякий раз высшее командование ему отказывало. Если поначалу еще казалось, что семёновская история забудется, император простит их и позволит вернуться в столицу, то теперь с каждым днем становилось всё более очевидно, что никто не собирается прощать бывших семёновцев. О какой военной карьере может идти речь, если ему не видать повышения как своих ушей? И знала бы Ганна, что он нищ как церковная мышь! Те красные бусы и эклеры из французской кондитерской тогда стоили Серёже едва ли не сидения на голодном пайке. Благо, хозяйка не спрашивала с господина офицера лишний раз плату да и сама Ганна благоволила ему, норовя накормить чем-нибудь повкуснее. Все деньги подполковника уходили на безвозмездные ссуды тому же Кузьмину или кому-то из солдат, которым сердобольный Серёжа сочувствовал, прощая любые долги. Если бы Иван Матвеевич знал, в каком положении находится его сын, он бы непременно прислал денег, в этом Серёжа не сомневался. Но то ли любезный папенька невнимательно читал письма, будучи человеком по натуре своей творческим и несколько рассеянным, то ли всякий раз забывал о материальном положении своего любимца, опять же, разумеется, по причине творческой рассеянности, но тем не менее жил Серёжа, если не впроголодь, то очень к этому близко. Сказать стыдно, но у него не было лишних денег даже на новые пуговицы для мундира, приходилось беречь каждую как зеницу ока.
[indent] - Я ведь служил в столице в лейб-гвардейском полку. Знаешь, что это такое? - впрочем, откуда ганне было знать про лейб-гвардию, - А потом... Потом туда назначили скверного командира, который не гнушался тем, что солдат забивали палками до смерти. И солдаты взбунтовались. Я... знаешь, я пытался отговорить их от расправы над этим человеком, и они ведь сами пришли под арест, повинились, - Серёжа горько покачал головой, - Никто не стал нас слушать. Бунт есть бунт. Царской власти не нужны волнения среди народа или в армии,- зеленые глаза яростно сверкнули в полумраке комнаты, - Тебе вот никогда не казалось, что в мире так много несправедливости? Твоего жениха угнали в рекруты на двадцать пять лет. Он вернется уже дряхлым стариком, если вообще вернётся. В России, в этой прекрасной стране полно рабов! Понимаешь? Я прошел пол-Европы и нигде не встречал рабства, как на родине, - наверное, Ганна не понимала его, но это было уже неважно, Серёже хотелось просто выговорится хоть кому-нибудь, не боясь, что на него донесут, - Когда-нибудь всё изменится, вот увидишь. Мы всё изменим. Ты сейчас не понимаешь, правда? Mais tu comprendras plus tard, chérie. - Сергей улыбнулся. Мысли его были где-то далеко, может быть, в Испании, где свершилась военная революция.

+3

10

В касании пальцев рук было столько нежности и доверия, что Ганна не могла и припомнить, с кем она еще испытывала такие чувства. Может поэтому она и прикипела всей душой к Сергею Ивановичу. С другими все было иначе. Мать не особа щедра была на ласку, да то и понятно, когда уж ей. Братья разве что в детстве с ярмарки привезут ленту или иной гостинец. Хлопцы либо на танцах желали покрасоваться с ней, либо норовили поцеловать да обнять покрепче. А вот так просто касаться друг друга пальцами, наверное, нужно было мыслить иначе, по-благородному что ли…

- Как же отца не слушать. Вон и в церкви говорят, что надо почитать отца с матерью, - начала было Ганна, да потом примолкла. Ей страшнее было перечить матери, чем отцу. Отец то появлялся дома только вечером, и вся семья старалась не докучать ему. А вот мать была постоянно дома. Могла и хворостиной огреть, али за косу дернуть коли, что не так. До отца редко доходили ее домашние провинности. Только вон со сватовством тогда, да сейчас, когда она забрюхатила.

Слушая рассказ Сергея о его службе в столице, Ганна тихонько покачивала головой.

- Господи! Страсти то какие! Отчего же вас никто не стал слушать? – ужаснулась Ганна. Одно дело слышать разговоры в народе, а другое – узнать о такой жестокости от офицера. То, что в армии не сладко, то она и так слышала не раз. Сергей Иванович прав. Вот и ее Касьяна в армию забрали.  Жив ли он или нет, никто и не скажет теперь. Хорошо, что до их венчания забрали, а то быть ей солдаткой. Это когда и не дивчина, и не жена.  А живи она в доме свекров, то сгинула б на том же пожаре.

- Разве в Европе никого не забирают в армию?

Откровения Сергея были для нее и вовсе чем-то новым. Никто не говорил с ней об этом и она много чего не понимала. Было только ясно, что в других краях лучше, чем в России. 

Пожав руку Сережи, Ганна другой рукой коснулась его плеча, поглаживая, желая лаской хоть немного развеять его тревожные мысли

- Какие мысли у тебя, Сережа. Я даже не знаю, что сказать то. Где уж мне понять. Я кроме Василькова, да окрестностей нигде не бывала. А там живут так же, как и все. И кто может все изменить и как? Пшеницу сеять надо, шорнику и кузнецу работать надо. Подать пану платить надо. Как иначе и не представлю. Вот паны не будут главными, так кто вместо них будет?

Ей казалось, что если в Василькове так живут, то и везде жизнь такая. Может дома другие, улицы, церквей побольше или монастырь какой есть, а то и усадьба панская. Но жизнь как заведенная шарманка бродячего музыканта. Видела она одного. Тот был слеп и ходил с мальчиком. Останавливаясь на улице, старик вертел шарманку, а мальчик пел жалобную песню в тон унылой музыке. Кто бросал им копейку, кто давал яблок или хлеба. Одна женщина вынесла крынку молока и Ганне было стыдно смотреть как сначала старик, а потом и мальчик жадно пьют.

+3

11

Сергей наконец улыбнулся. Ганна, эта тёмная и необразованная малоросская дивчина, задавала на удивление правильные вопросы, о которых, ослепленный самой идеей революционных преобразований, не задумывался даже он сам. Было бы странно объяснять девушке про программный документ их тайного общества, написанный Павлом Ивановичем, или про конституцию, которую позднее создал Серёжин кузен Никита. Сам же Муравьёв был военным инженером и своим математическим мозгом мог только рассчитать, как расставить лучше батальоны при совершении военного бунта, с какой скоростью совершать марш-бросок, чтобы быть в житомире или киеве к назначенному сроку. Другая же часть Серёжи-гуманиста была абсолютно уверена, что им не потребуется совершать никаких кровопролитий, а солдаты других полков сами с радостью присоединяться к восстанию, узнав его истинные цели. А народ... А что народ? Крестьяне - люди тёмные, малограмотные, опираться на их поддержку в таком деле никак нельзя. По всей Европе прокатилась волна военных революций и нигде не участвовали простые крестьяне. Сергею же виделись сквозь пелену мечтаний о светлом будущем лавры испанского подполковника Риего, с которым он пытался проводить параллель, думая о бунте в Черниговском полку. Но сколько еще до того бунта! Одни только разговоры, а нужно больше надежных, преданных людей, солдат и офицеров. Столько всего еще предстоит сделать, прежде чем они смогут что-то изменить! Но это была отличная причина, чтобы жить, даже в забытом Богом краю.
[indent] - А мы вот сделаем так, что служить по двадцать пять лет не нужно будет. Я тебе лично обещаю, что срок службы сократится до восьми лет. А все крестьяне станут свободными, со своей землей. Знаешь, у нас задумано много реформ! - Муравьёв осёкся. Вряд ли Ганне было знакомо слово "реформа". Но должна же она была понимать его на каком-то своем женском интуитивном уровне. Поэтому он продолжил.
[indent] - У нас есть программа, - опять сложное слово,- План, понимаешь? Его писали знаменитые ученые мужи, - к этой лжи подполковник прибегал уже неоднократно, показывая новым членам тайного общества "Русскую правду". Какому-то там полковнику Пестелю они бы не поверили, а вот столичным учёным мужам - совсем другое дело. Вот и сейчас Сергей надеялся, что эти "волшебные слова" произведут должное впечатление на Ганну.
[indent] Он наклонился ближе, делая девушке знак, чтобы и она склонила голову, и заговорил заговорщическим шепотом, словно боясь, что их услышат. Впрочем, то, что собирался сказать Муравьёв действительно тянуло не на один год каторги в сибирских рудниках.
[indent] - Не будет никакого царя, понимаешь? Без свободы нет счастья. Святой Апостол Павел говорит: вы куплены ценой крови, не будьте рабы человекам. Но цари похитили свободу у русского народа и русского воинства. Бог наш рек: Больший из вас да будет вам слуга, а цари тиранят только народ. Понимаешь? - Сергей сильнее сжал хрупкую девичью ладошку в своей руке, словно от этого девушка должна была начать внимательнее слушать то, что он говорил, - Есть только один Царь на небе и на земле - Иисус Христос. Бог создал всех нас равными и, сошедши на землю, избрал Апостолов из простого народа, а не из знатных и царей.
[indent] Серёжа поднялся из-за стола, вытирая рукой испарину проступившую на лбу, и подошел к двери комнаты, где на низком табурете стояло ведро с водой. Зачерпнув ковшом воды, он с жадностью залпом выпил её, утершись рукавом так и не снятого до сих пор мундира. Глаза подполковника лихорадочно бегали, с трудом фокусируясь на отдельных предметах в горнице. Наконец, Муравьёв вернулся к столу, где всё еще ожидала его девушка, и, стянув с себя ненавистный мундир, повесил его на спинку стула, вновь садясь рядом с Ганной.
[indent] - Я, должно быть, наговорил тебе лишнего, ma chère. Не бери в голову и не беспокойся. Всё это будет не скоро, тебе не о чем волноваться. Сергей Иванович приподнял пальцами подбородок Ганны, заглядывая в ее глаза. Он был уверен, что рядом с ней можно говорить, о чем угодно, даже о военной революции. Она никогда не пожалуется на него полковому командиру и не погубит своего Серёжу. Подполковник через силу одобряюще улыбнулся, пытаясь показать, что всё хорошо. Но сердце его в это мгновение бешено колотилось в груди.

+2

12

В неровном свете огарка свечи, которая успела стать еще короче за то время, что они сидели рядом около стола, Ганна просто сидела и слушала голос Сергея.

Слова его были красивыми и сложными. С первого раза не каждый то и повторит из ее подруг. Вернее тех, кто был подругами. А уж парубки и вовсе не говорили такими словами. Те больше бахвалились своей удалью, да говорили милые слова, когда желали понравиться. «Ясочка», «коханочка» или «красуня».

Сейчас для нее «реформа», «программа» или «план» были просто словами, не имея никакого смысла. Было ясно только то, что их написали важные люди. 

Ганна застенчиво улыбнулась, поджав губы, чтобы они еще больше не расплылись в улыбке. Даже личное обещание Сережи, что срок службы будет восемь лет, а не двадцать пять, были для нее лишь словами. К чему ей теперь это? Да и вернись Касьян хоть завтра, аль сегодня поутру, ей тоже был без надобности.

Не желая обидеть своего милого, Ганна послушно кивала, и ее интерес вернулся только после слов Сергея про царя.

- Как так не будет? – растерянно вырвалось у нее. Это же все равно сказать, что после третьего крика петуха не взойдет солнце. Конечно, если святой апостол Павел так говорил, то оно конечно так, но ведь царь то – помазанник божий. Есть Царь Небесный, а есть царь земной.

Пока Сергей пил воду, Ганна обернувшись, смотрела на божницу, где под иконами теплилась лампадка. Она смотрела в лик Спасителя и Богородицы, желая увидеть хоть какой-то знак. Знак чего и зачем она не могла молвить вслух, но знала, что это нужно. Вот хоть бы пламя лампадки вспыхнуло ярче. Но нет же. Лампадка горела говно, Лик Спасителя смотрел сурово, а Богородицы снисходительно.

- А я и не беспокоюсь и не волнуюсь. Если ты так говоришь, значит так все и есть. Ты же ведь учился много, много прочел книг. Знаешь, как разговаривают в чужих странах. Так все ученые мужи могут?

Раньше для Ганны самым умным и ученым был сельский писарь, что раньше, как говорят, учился в бурсе при монастыре в самом Киеве. Дьячок и сам священник тоже были люди ученые.  Сельский голова мог сам грамотку прочесть или написать. Выходило, что она знает много ученых мужей. Вот только никто из них не мог сравниться с Сергеем Ивановичем из рода Муравьевых-Апостолов.

- Ты бы лучше прилег, отдохнул. Даже если сон нейдет, а все равно отдых. Поутру ведь тебе покоя не дадут опять по твоей службе.

Она видела, что Сергея одолевает много дум. Да еще вечер выдался у него не из легких. Один разговор с ее родителями чего стоит. Если уж отец где и промолчит, то мать молчать не будет и за словом в карман не полезет.

А потом еще по службе вызвали. Просто так не прибежали бы за ним так поздно. Что произошло, Ганна не спрашивала. Все одно в шинке об этом не сегодня, так завтра кто проболтается. А уж шинкарка по секрету всем кумушкам в округе расскажет ежели чего интересное было. А коли пустяк, так пустяк можно приукрасить да слух пустить. Главное что бы в шинок захаживали поболтать. А где слово, там и стакан и миска с вареничками.

И все что Ганна могла сделать, так постараться хоть немного позаботиться о нем, помня какой груз забот на его плечах.

Отредактировано Ганна Остапенкова (2021-05-11 00:17:23)

+3

13

Сергей поднялся. В словах Ганны была своя доля правды - было уже поздно, а по утру наверняка Гебель устроит построение. Бог знает, что он там успел или еще успеет выяснить относительно волнений в полку. Да и разве волнения это! Так, пьяная солдатня повздорила. Но пойди докажи полковому командиру, что ничего страшного не произошло, а, главное, вовремя разобрались. Муравьёву очень не хотелось, чтобы Кузьмин попал под немилость подполковника. Он малый горячий, мог и ляпнуть что-нибудь резкое. Доказывай потом, что ничего дурного в виду не имел, когда разжалуют из поручиков в рядовые.
[indent] - А так и не будет, - развернувшись, всё-таки проговорил Серёжа, отвечая на вопрос девушки про царей, - Но ты в голову не бери. Это всё не скоро будет.
[indent] Хотя ему-то бы, конечно, мечталось, чтоб поскорее. Серёжа готов был выступать со своим батальоном хоть завтра, если потребуется. Но очередное собрание Директории постановило, что еще не время и даже не место. Ключевая роль опять отводилась Петербургу, вслед за которым должен был восстать и юг. Но пока в столице что-то произойдет, они тут уже с ума успеют сойти от безысходности и беспросветности  бытия.
[indent] Мужчина, отойдя к кровати, отгороженной от основной горницы занавеской, уселся на край и стянул с себя сперва сапоги, а затем и форменные брюки, оставаясь в одном лишь исподнем. Аккуратно повесив штаны на спинку стоящего тут же стула и задвинув обувь под кровать, Сергей прилёг прямо поверх стеганного одеяла, служившего каким-то подобие покрывала, и позвал всё еще сидевшую за столом Ганну.
[indent] - Иди сюда. Давай посидим еще немного. Мне нравится с тобой разговаривать, - Серёжа подвинулся, приглашая девушку присесть на край кровати, а затем и сам приподнялся, усаживаясь на постели.
[indent] В комнате на какое-то время повисло молчание. Каждый думал о чем-то своем, не желая прерывать тишину. Где-то за печкой стрекотал сверчок, намекая, что спать он тут своими трелями никому не даст. Сергей подумал, что завтра надобно как-нибудь вытравить несчастную букашку, иначе ночами от нее покоя не будет.
[indent] - Как думаешь, у нас будет сын или дочь? - вдруг спросил офицер, сквозь полумрак комнаты вглядываясь в лицо Ганны,- Нет, конечно, как Господь даст, но всё-таки?
[indent] Он задумался, кого бы хотел сам. Мужчинам полагается мечтать о сыновьях? Любезный Иван Матвеевич мечтал ли о его рождении? Наверняка мечтал. Серёжа всегда был любимцем папеньки да и вообще всей семьи. А тут вдруг такая оказия - свой собственный ребёнок, пусть и байстрюк. Чудно. Кто бы ни был, лишь бы здоровым родился, решил Сергей. С детьми ему возиться нравилось. Конечно, если сын, то это просто замечательно будет, но если девочка, то тоже хорошо. Будет он покупать ей на киевской ярмарке дорогие наряды и сладости. Вот же Матюша удивится!
[indent] - Если будет дочь, давай назовём её в честь моей покойной матушки? - наконец, спросил Муравьёв, что-то внутренне решив для себя, - Знаешь, как её звали? - мужчина улыбнулся сквозь полумрак, - Как и тебя. Анна. Анна Семёновна. Знаешь, что значит это имя? Божья милость, - Серёжа вздохнул и опустил голову. Он и забыл, насколько сильно скучает по матушке. Разве это простительно - забывать, что тебе кого-то не хватает? Он поджал губы и положил голову на колени Ганны, вероятно неосознанно ища той ласки, которой был лишен уже давно, рано повзрослев после смерти матери. Сначала её смерть, потом война, которая всех юнцов сделала зрелыми мужами, потом смерть Элизы, второго самого дорогого человека... Как же он, оказывается, скучал по ним! Непременно нужно сходить в церковь и поставить свечку за упокой души рабы божьей Анны и рабы божьей Елизаветы.
[indent] - А если будет сын, то назовём Иваном, - Сергей произнёс последнюю фразу тоном, не терпящим возражений, - В нашей семье принято называть сыновей Матвеями. Так зовут моего старшего брата. Ты знала? Но я подумал, что назвать первенца в честь моего отца - это хорошая идея. Как думаешь?
[indent] Серёжа решил, что любезному Ивану Матвеевичу будет такое приятно, на минуту позабыв, что речь не о законном сыне, а о ребёнке дочери кузнеца. Но с другой стороны, тогда он тем более сам волен выбирать ему имя. ни с кем не советуясь.
[indent] - Знаешь, у нас большая семья. Я никогда тебе не рассказывал, но, может, тебе вдруг это интересно. Целый муравейник! - мужчина засмеялся, - У матушки с отцом нас было семеро, но моя старшая сестра Элиза умерла совсем молодой,- Серёжа вздохнул, вспомнив убитого горем Адама Ожаровского, - Еще у меня есть старшая сестра Катрин и старший брат Матюша. Я очень его люблю. Мы всё детство были не разлей вода. Я даже не хотел учиться в классе без него и, смешно сказать, сдал экстерном программу трех курсов, чтобы сидеть за одной партой с братом!
[indent] Муравьёв улыбался. Это были приятные воспоминания о жизни в Париже. Тогда они все были вместе и были счастливы даже самой малости. Сейчас же жизнь разбросала детей Муравьёвых-Апостолов кого куда. Матвей был недалеко, но никак не мог отыскать возможность приехать. Ипполита Сергей и вовсе забыл, когда в последний раз видел. Он должно быть совсем взрослый теперь. Сестры замужем или готовятся выйти замуж, имеют уже своих детей, горячо любимых серёжиных племянников.
[indent] - Еще есть сёстры Элен и Аннет и младший брат Ипполит, - Серж поднял голову, глядя, какое впечатление на Ганну производят "чудные" имена господ,- А от второго брака отца у нас есть еще две сестры и маленький братец Васенька. Я их всех очень люблю и очень по ним скучаю. Надеюсь, ты сможешь вскоре познакомиться с Матвеем. Он чудесный! Мир был бы намного чище и лучше, будь все такими, как мой старший брат!
[indent] Серж положил голову обратно на колени к девушке, мыслями уносясь куда-то то ли в их маленькую парижскую квартиру, где прошли самые счастливые мгновения его жизни, то ли в дом на набережной Литейного двора в Санкт-Петербурге, где он когда-то родился, то ли в усадьбу Хомутец, где бывали их друзья и где отец, по своему обычаю, любил устраивать праздники, на которых сам Серёжа и Матвей не раз пели под аккомпанемент одной из сестёр.

+1

14

Хорошо было просто сидеть рядом и слушать, как поет сверчок. Хорошая примета. Это к спокойной и счастливой жизни. Ганна улыбнулась и прислушалась к себе. Действительно, интересно было кто родится. Знающие женщины могут предсказать, но уже потом, ближе к родам.
Ох, как же все-таки боязно. Она посмотрела на Сергея, разглядывая в темноте такие знакомые черты лица и загадывая, чтобы родился сын. Непременно сын. Такой же статный и красивый, как отец.
Поэтому и вопрос подполковника прозвучал аккурат по ее мыслям. Ей даже не пришлось задумываться над вопросом. Ответ вышел сам собой.

- Сын, конечно. Такой же, как ты. Он же сможет, как и ты, стать офицером?

Сможет же, да? – спрашивал ее взгляд. Ведь вон как уважают все Сергея Ивановича. И почему бы сыночку не стать таким же. Не в кузне же ему у наковальни работать. Работа, конечно, почетная. Да все ж не ровня офицерской службе.
Сергей говорил и говорил. Он спрашивал ее и тут же сам отвечал. А она молчала, перебирая пряди волос Сергея, положившего ей голову на колени. Анна. Хорошее имя. Анна же мать Богородицы.  Может и ее матушка, давай ей такое имя желала ей лучшей доли, чем у самой. Да вроде имя по святцам дают. Никогда Ганна не задумывалась почему ей дали такое имя и в честь кого.

- Хорошая идея. Иван Сергеевич это красиво звучит. – Она бы согласилась на любое имя, лишь бы Сергею это было любо. Непривычно ей было видеть, как мужчина с теплотой говорит о не рожденном еще ребенке.  - Только вот, - Ганна вздохнула, - как бы твой батюшка не осерчал. Дите то незаконнорожденное будет, - едва прошептала она, тоскуя, что почтенный батюшка Сергея Ивановича и взглянуть не пожелает на внука, раз сын прижил его на стороне.

Ах, а как он тепло и с душой говорил о своей семье. Каждое слово было полно любви к ним. Сколько братьев и сестер у него было. И имена то какие красивые: Элиза, Катрин, Матюша, Ипполит. Последнее имя и вовсе поди не выговорить сразу. Мудреное. И красивое. От изумления Ганна покачала головой. У них то в доме все было куда как проще. Были у нее когда-то тоже сестры, да вот недолго прожили. Только они с братом и выжили. Но какая у них дружбы то? Да ей еще повезло самой последней родиться, а то была бы нянькой братьям да сестрам.

- Ой, что ты, что ты, - уже негромко засмеялась она, - думаешь, твой брат захочет меня знать? Это ты такой чудесный, видишь во всех только хорошее, желаешь всем добра. Как тут не полюбить тебя.  Рядом с тобой хочется быть лучше, даже верить, что нет ничего невозможного.

И как же спокойно было осознавать, что ее Серж считает ее частью своей большой и дружной семьи, где у каждого такие красивые имени. И все они, по представлению Ганны, были такие же красивые, как Сергей. Она мечтала, что ее ребенку будут рады и будут любить, как того маленького Васеньку или сестриц Сергея Ивановича.

Мечтать было так хорошо, так сладко, что она и забыть забыла о той грозе, что была еще поутру, когда мать ругала ее на чем свет стоит, а отец грозил выдать замуж за последнего бедняка, но что б позора в доме не было.

От той сказочной картины, которую она сейчас сама себе придумала благодаря словам Сергея Ивановича, было так благостно и спокойно на душе, что стало клонить в сон. Ганна сама не замечая того зевнула, глядя на Муравьева, любуясь им.

- Ты веришь в лучшее. Ты мечтаешь так, что твоим словам хочется верить.

+1


Вы здесь » 1825 | Союз Спасения » Архив эпизодов » Не утаится любовь, как в мешке шило


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно