[nick]Филипп Орлеанский[/nick][icon]https://funkyimg.com/i/3bHh4.gif[/icon][lz]<a href="https://ссылка на анкету">ФИЛИПП<br />  ОРЛЕАНСКИЙ </a><br /> единственный брат короля<br /><span style="color:#4b1414"> 32</span><br /><hr>[/lz]

Кончится всё пусть на том,
Что за славу сейчас крови пустим сполна на пол.
И стены голые, вокруг, да около.

Филипп Орлеанский возвращался в Версаль победителем.  Ни дворец, ни Луи, ни интриги – ничего не изменилось за время его отсутствия, вот только сам Месье был уже не тем, что прежде. Даже устроенный Людовиком праздник в честь победы над Соединенными провинциями принес не долгожданное утешение, а лишь разбередил свежие раны фейерверками, столь похожими на взрывы на поле боя. Хорошо хоть, никто не видел как великолепный герцог Орлеанский рыдает возле пруда, стоя на коленях в траве. Что ж, Филипп хотел славы, он ее получил сполна. Даже Луи, кажется, смотрел теперь на младшего брата совершенно по-другому.
Его всегда тяготило находиться в тени блистательного Людовика. Брат короля, герцог, беззаботный и инфантильный – вот и все, что могли бы сказать придворные о Филиппе, и это раздражало. Француз всегда хотел чего-то большего, что позволит ему встать с Луи на одну ступень: один брат – величайший король Франции, второй – талантливый полководец, а не просто какой-то там родственник, ни чем не примечательный.  До того сражения герцог был абсолютно уверен в том, что справится, что в войне нет ничего страшного. Сколько раз они с братом в детстве играли в битвы? Множество раз. Но реальность оказалась совершенно не такой, как он представлял: кровь, грязь, взрывы. Смерть еще никогда не казалась настолько близкой и настоящей.
Филипп ни с кем не делился тем, что на самом деле случилось с ним на поле боя: баюкая свою боль и страдания в одиночестве, раз за разом прокручивая сражение в своей голове. Померкнут ли со временем воспоминания или так и будут мучить его до тех пор, пока память не начнет подводить? Герцог зачем-то старался притворяться, что война не оставила на нем никаких отпечатков, как будто бы в Версаль вернулся тот же самый гуляка, знаменитый оргиями и пьянством? Филипп чувствовал себя совершенно разбитым, хоть и продолжал улыбаться, когда кто-то из придворных восхвалял его военные успехи, как будто бы те были величайшим подвигом в истории, не только Франции, но и мировой. Возможно, стоило спрятаться ото всех в Сен-Клу?
Герцог пытался вернуться к нормальной жизни в Версале и вчерашний праздник должен был стать новым началом в его жизни в Версале. Вот только теперь Филиппу не хотелось никого видеть. Он нашел себе пристанище в одной из многочисленных комнат, вытянув ноги поближе к камину, слепо уставившись на огонь, уже давно слившийся воедино. Герцог Орлеанский не мог нормально спать, мучимый кошмарными воспоминаниями, будившими его посреди ночи. Нет уж, лучше сидеть здесь, с закрытыми шторами, в одиночестве. Даже без сосуда вина, совершенно не облегчающим жизнь, а лишь выпускающим наружу худших демонов подсознания.  Он не знал сколько просидел здесь, где едва доносились звуки веселья из игровой комнаты. Благо, что никому в голову не пришло его беспокоить до самого утра. Филипп перевел мутный взгляд на вошедшего в залу шевалье, на чьих коленях еще вчера так беззаботно лежал и позволял кормить себя виноградом.
До фейерверков.
Вернувших все ужасы войны обратно, столь старательно заталкиваемые в глубины сознания.
- Уходи, - Месье отвернулся, обхватывая голову руками, испортив всегда безупречную прическу. Жизнерадостность де Лорррейна раздражала, заставляя сжимать ладони крепче, сгибаться ближе к огню.  Он слишком хорошо знал шевалье, чтобы предполагать, что тот не пристанет с расспросами. На смену разбитости пришел гнев, - Убирайся.

[nick]Филипп Орлеанский[/nick][icon]https://i.imgur.com/GWkEPIe.gif[/icon][lz]<a href="https://ссылка на анкету">ФИЛИПП<br />  ОРЛЕАНСКИЙ </a><br /> единственный брат короля<br /><span style="color:#4b1414"> 32</span><br /><hr>[/lz]

Шевалье редко понимал с первого раза и кого-нибудь другого Филипп вышвырнул бы из комнаты не раздумывая, но почему-то неиссякаемая невозмутимость де Лоррейна в этот раз остановила герцога от спешных поступков.  Наверно из-за того, что любовник был единственным кто может выслушать. Не понять, сказать, что все это пустяки, не принять, но хотя бы выслушать. Единственный брат короля молчаливо наблюдал з атем как на небольшом столике появляются графин и бокал. От решения не пить он все еще не собирался отказываться: хватило того мизерного количества на празднике, из-за которого герцог кричал возле пруда, наблюдая за фейерверками, что совершенно не подобает монаршей особе. Об этом, пожалуй,  не стоит знать даже шевалье, столь мило суетящемуся вокруг него. Придвинутый к нему бокал игнорируется, как и первые вопросы. Последствия войны были не единственной больной темой для герцога Орлеанского, а шевалье, как назло, с легкостью находил все его болевые точки, и вопрос про Луи лишь ухудшает его и без того дурное настроение. Филипп гневно прожег взглядом собеседника, перехватывая руку шевалье у своего лица, удерживая какие-то секунды прежде, чем отпустить. Герцог резко поднялся на ноги, сбивая бокал, который с гулким стуком разбивается на сотни мелких осколков, но едва ли это заметил. Гнев струился по венам, перемешиваясь с невыносимой обидой и печалью из-за пройденного.
- Он запретил мне участвовать в дальнейших войнах. Якобы единственный брат короля не может так рисковать, - он на мгновение отвернулся к камину, чтобы снова резко обернуться на шевалье, - Мой брат не выносит , когда кто-то сияет в тени блистательного Короля-Солнца,. Он вернул Франции былое могущество, построил Версаль, поражающий своим великолепием, - Филипп развел руки в стороны, обводя комнату, - Но военное дело — единственное, что ему не дается. Луи просто не может быть в чем-то плох, когда-то кто-то в этом же хорош.
Решение брата, несмотря, что сцены сражений, кажется, выжжены на сетчатке глаз, все еще невыносимо раздражает. Луи — эгоцентрик, а с победой вернулся младший брат, которому в итоге рукоплескала вся Франция. Ни Версаль, ни принятые законы не шли с этим в сравнение: король должен быть королем во всем, и никак иначе. Выговорился, вроде полегчало, но Филипп знал, что обида на решение Людовика будет вечной тенью стоять между ними. Будь его воля, то король бы милостиво запер родного брата в Сен-Клю, чтобы ничто не напоминало о его успехе и вскоре позабылось и среди подданных.
- Проблема не только в Луи, - он произнес это уже спокойнее, чуть тише. Говорить о чем-то столь личном было для него чем-то новым, хотя обычно перед шевалье у Филиппа была душа нараспащку, - Война… Война ужасна. Взрывы, выстрели, кровь повсюду, - он снова отвернулся к камину, созерцая весело пляшущие языки пламени, - А самое страшное, что даже фейерверки напоминают канонаду.