Никогда еще в своей жизни Великому князю не приходилось ждать столь долго. Ждать не войну и даже не развода, а — собственную свадьбу! То, от чего он открещивался всю свою жизнь, единственный статус, который не желал на себя примерять, он готов был отныне нести с почетом и гордостью. Влюбиться на старости лет! Шутили друзья, шутил и сам Константин, приглаживая проплешину. Старый-старый дурак, влюбившийся в молодую красавицу.

Красавицу, которую с гордостью назвал своею женой дважды - по христианскому и по католическому обрядам, как на том договорились нововенчанные супруги по чести и по справедливости. Был ли Константин набожным, порядочным христианином? Едва ли. Всю процессию он выдержал стойко, сдержанно, горделиво - ведь стоя плечом к плечу со своей невестой, он не смел ударить в грязь лицом, хотя Жанетта, о, она явно знала, как тяжело дается ему это испытание... как хочется ему, пылкому мечтателю, скорее покончить со всеми формальностями и наконец-то остаться вдвоем! Как страстно он этого желал! И как совершенно наивно... боялся.

Так волнуются только истинно влюбленные. Так волнуются мальчишки, боясь своей неопытности. И хотя Константин Павлович был опытен - едва ли не умудренным опытом, - по обратному пути во дворец с супругой в объятьях он вдруг начал волноваться, да сразу обо всем. А вдруг он переволнуется слишком сильно? Вдруг она будет трепетной ланью, которую он напугает своей страстностью?

— Вы счастливы, Константин Павлович?
Жанетта выдыхает куда-то в плечо, широкое и надежное, как гора, или как бастион, возведенный вокруг замка. О, Великий князь и впрямь хотел обнести их дворец стеной и рвом с крокодилами, чтобы никто не посмел докучать его принцессе, смотреть на нее, дышать на нее, желать ее. Счастлив ли он?

Во всей Польше не найти жениха — нет, уже мужа! — счастливее Константина Павловича!

Великий князь берет супругу за тонкую ладонь, подносит к губам и прикладывается к тыльной стороне ее с таким чувством, словно религиозный фанатик прикладывается к нерукотворной иконе, как грешник кается перед Богоматерью, как муж, что менее часу назад поклялся любить ее до самой смерти. Его смерти, вероятно, так что... поцелуй этот выходит искренним.

О, он счастлив настолько, что ни о ком другом не может подумать! Ни о любовницах, которых все еще не сосчитать по пальцам, ни о брате, который, наверно, заработал седые волосы с этим разводом и отречением, ни о друзьях, с которыми надобно отметить женитьбу. Всех к черту! Пять лет, пять долгих лет он ждал свою госпожу, добивался ее, мучился и томился и вот теперь,

сегодня,

всегда —

он будет с нею, и она будет его.

— Счастлив, моя госпожа. Счастлив, как никто! - пылко отвечает Жанетте Антоновне её муж, и опускает их переплетенные руки на свое колено. Теперь они могли позволить себе больше, чем случайное касание пальцев в трясущемся экипаже, но Константин все еще ждал.

И будто бы сам - немного отсрочивал неизбежное. Разговорами ли, шутками, экскурсией по своему замку, который вдруг показался таким огромным, словно прогулка от парадной двери до великокняжеских покоев была не короче, чем прогулка по всему Зимнему дворцу. Уже в гостиной, стоит слугам выйти, оставив супругов наедине и с тортами, они начинают совсем не светскую беседу, позволяя себе чуточку больше вольности. Например, Жанетта совершенно по-хозяйски устраивается на диване, и очень случайно из-под белого платья показывается обтянутая чулком щиколотка. Константин сглатывает, чуть ослабляет воротник рубашки. Подходит к ней, как бенгальский тигр к дрессировщику и...

Опускается на колено. Касается ладонью ее бедра, мягко сжимая в пальцам слои платья. Смотрит на нее, как хищник, покоренный охотницей, и опускает взгляд на вздымающуюся грудь, что пропадает и возникает из-за веера. Этот веер... как он хочет отшвырнуть его в сторону, вырвав из ее ручки, этот веер, который всегда преграда для них, веер, которым она посмела однажды ударить его. Черт возьми! Даже если это другой веер, ведь в женском гардеробе их десятки, сотни, плевать, Константин Павлович никогда не замечал подобных мелочей, кроме того, что они являются преградой.

- Вы хотите покинуть меня, любимая? Так быстро старый черт вам наскучил? - Романов чертыхается, за что снова готов получить от нее, рьяной католички, замечание. Но он ухмыляется, что говорит о хорошей шутке, а не обвинении. Наклоняется к ней, чтобы поцеловать в ладонь еще раз, подняться с места и, гипнотизируя жену взглядом, опуститься в кресло рядом. - Конечно, я подожду еще. Что есть полчаса в сравнении с пятью годами, верно? - Константин в добром расположении духа. Достаточно добрым, чтобы отпустить ее в гардероб ненадолго. Но прежде:

- Не хотите выпить немного вина? Это... расслабит нас обоих. День был волнительный, не так ли? - Романов приподнимает бровь. Сам бы сейчас не отказался от фужера вина, это точно. - Вы можете приказать слугам. Вашим слугам. И поухаживать за супругом, - улыбка, снова эта его улыбка, и грация как у ленивого кота. Он смотрит на Жанетту с обожанием и умилением. Хочет поиграть с ним еще немного? Ладно, Константин даст ей фору.

- И заодно, где там наша Софья? Подзови ее тоже, она ведь нравится тебе?

Вот так незаметно - он переходит на "ты".