— Ты грустный, когда думаешь, что он тебя не видит.

[indent]Причин для побега из деревни было предостаточно. Ну, как сказать побега: уйди к речушке с бутылкой вина вряд ли можно назвать побегом. Мишель честно старался не унывать, собирать остатки достоинства и самоуважения и улыбаться не смотря ни на что, не обращать внимание на провокации или очередные насмешки судьбы, потому что иначе — не выжить. Недалеко от того, чтобы сойти с ума, что в сложившейся ситуации было непозволительной роскошью и позорнейшей капитуляцией. Мишель привык идти до конца, гордо задирать подбородок и стоять в строю так ровно, словно проглотил кол или же бюст его был отлит из бронзы самым лучшим скульптором столетия. Эдакое символическое заявление, что сломать его так просто не выйдет — нужно не просто хорошенько постараться, а найти особенно изощрённый способ.
[indent]Допустим, Сергей Муравьёв-Апостол — он пытался. Мишель запомнил это сложное для произношения имя, но в мыслях продолжал звать того Сержем на французский манер. Порою был готов озвучить свои шальные мысли, бесстыдно нарушить субординацию, за что получить очередные выговор и задание, но показать зазнавшемуся подполковнику, что обижать младших по званию (Михаил всё ещё скрывал свой возраст уже по привычке и потому что запутался, кто знает правду) нехорошо. Это было бы весело. Не то, чтобы Бестужев обижался — умел ли?.. Он не назвал бы себя человеком тонкой душевной организации, способным огорчиться оттого, что кто-то срывает своё плохое настроение или личных адских псов на нём, ведь знал и понимал, как это бывает. Когда растёшь под постоянным контролем и деспотизмом одного человека, который давил не чуточку больше, а в разы, начинаешь понимать, почему: любому мужчине сложно смириться с прозябанием в скучной дыре Нижегородской губернии в завершении некогда успешной карьеры. Только здесь не Нижегородская губерния, здесь — Полтава. Крах всего: карьеры, будущего, идеалов.
[indent] Идеальная картина мира рушилась, как карточный домик. Идеалы растворялись, как капли росы с наступлением полудня. Ответственность как правило растёт пропорционально обязанностям, из чего следовал вывод, что Михаилу беспокоиться приходилось на порядок меньше, чем его непосредственному руководству, и даже наряды без очереди, новые нападки и смех сослуживцев не огорчали его сколько-нибудь, хотя бы перед лицом того, что с каждым днём тоска сжирала его всё больше, всё глубже протягивая ветви ядовитого плюща в мысли впечатлительной натуры юного «семёновца» (уже бывшего – повторяй себе это чаще, Мишель). Но бороться с упадническими настроениями каждый раз все сложнее, а груза ответственности за последствия своих выборов все больше. Хотя считал-то совершенно иначе. Стоило, наверное, пойти в дипломаты. Может, и не стал бы разочарованием отца.
[indent] Одна только матушка письма писала нежные, всё спрашивала, как её Мишенька все лишения и личную трагедию переживает? Единственная, кто справляется о его душевных терзаниях, единственная, кому Мишу жалеть можно. Для всех он славный малый, неунывающий, отходчивый, будто не коснулось его расформирование полка. Будто не в ссылке они, а на важном государственном задании. Все шептались о богине Виктории и грезили о реванше, а каждую ночь в постель к Мишелю ложилась бесчувственная, лживая Апата, сброшенная с Олимпа за свои жестокие козни: ему, молодому и горячему аристократу, здесь было невозможно скучно. Вполне характерная потеря душевного настроения паразитировала в его душе достаточно сильно, чтобы однажды привести Михаила в исступление перед собственной бесполезностью.
[indent] А ему больше всего хотелось быть полезным. Хотя бы этому Муравьёву-Апостолу. Предложи он хоть раз что-то действительно дельное, важное, интересное, в конце концов; доверь он юному солдату какое-то важное задание – Миша бы сделал, и сделал бы в равной степени хорошо, как и все его глупые поручения и испытания, не задумываясь. С ещё большим воодушевлением, на которое только был способен. Просто за всей этой бравадой жестокого и злого начальника пряталась сильно уязвлённая натура, старающаяся стоически выдерживать удар судьбы. Не замечая при этом, что в Полтавский полк из Семёновского перевели не только его и парочку misérables: Мишель тоже был этим misérable.
[indent] С утра пораньше, дождавшись окончания утреннего построения, Бестужев воспользовался поразительным спокойствием Сергея, и даже подумал, что сам не успел нигде отличиться и ошибиться, как бывало частенько – и улизнул из поля зрения сослуживцев, окольными путями протоптав себе путь к недавно найденному пригорку у воды. Живописное, тихое место, умиротворяющее своей красотой. Мишель нашёл его совсем недавно, и отчего-то оно запало ему в память. Возможность вернуться сюда, наконец, выдалась, пускай и не совсем позитивным порывом: эмоциональный всплеск от вестей из дома толкнул Бестужева на эту капитуляцию перед судьбой. На сегодня хватит с него чужих шуток.
[indent] Он так ушёл в себя и свои думы, что не заметил момент, как кто-то нарушил его покой. Когда поднял взгляд, чуть повернув голову в адрес товарища, то увидел Муравьёва-Апостола. Мишель не успел даже натянуть улыбку, хотя бы вежливую, дежурную, — как учили прекрасные профессора Московского университета, — чтобы защититься от столь внезапного вторжения в личное пространство, в его уединённую гармонию с заводью, принёсшую долгожданную тишину спокойного дня.
[indent] Это было внезапно — ужасно не вовремя — и у Бестужева не дрогнула ни одна мышца на лице, чтобы порадовать подполковника эмоцией, улыбкой, в общем всеми теми уловками, которые раз за разом выигрывали его внимание. Зачем оно было нужно молодому прапорщику, очевидно. Муравьёв был кем-то вроде... знаменитости? Но определённо тем авторитетом, к которому тянулись все без разбору. И так или иначе, Мишелю удалось поднять к себе его интерес. Он даже не понял, как – но это сработало. А сейчас, отчего-то, ему внимания не хотелось (или всё же чуть-чуть).
[indent]— Сергей Иванович, — протянул Бестужев на вдохе. На выдохе опустил глаза на траву. – Я что-то пропустил? Потерял счёт времени, прошу простить! – Оправдания сами собой срывались с языка по привычке. Но здесь и сейчас Сергей появился по другой причине. И Мишель не сразу осознал сказанное ему подполковником минутой ранее. Часто заморгал, восстанавливая в памяти чужие слова, мысленно посетовал на крепкое вино, так дезориентировавшее его. Вдруг стало неловко. Человек перед ним извинялся, а Мишель в это время витал в облаках.
[indent]— Вы, право, застали меня не в лучшем расположении духа, это верно. — Спокойно продолжил Михаил, поднявшись на ноги и приосанившись перед подполковником, как требовали правила. — Но, ежели вам будет легче, я открою, что вины вашей в моей перемене нет. Может, хотите… Хотите присоединиться? Здесь очень красиво и спокойно.
[indent]Затем он снова присел на излюбленное место, но сдвинувшись в сторону, чтобы Сергею тоже хватило места. По неловкой тишине, повисшей в тени ивы, Миша определил, что тот всё ещё ждёт ответа на просьбу, на которую Бестужев забыл ответить. Он повернулся корпусом к Сержу, пробежался любопытным взглядом по его лицу, форме, занятой позе, и снова вернулся к глазам. Мишель мог бы поклясться, что не видел у него этой эмоции ранее.
[indent]— Извинения приняты. Мне бы очень хотелось водить с вами дружбу, Сергей Иванович. Я полагаю, у нас найдётся больше общего, чем можно было бы предположить. — Бестужев не помнил за собой такой серьёзности уже давно, но общее состояние меланхоличной задумчивости даже несмотря на мирную и давно желанную беседу с Муравьёвым не хотело его отпускать.

[indent] Мишель задыхался без цели. Всё торопил время, чтобы пристроить свой беспокойный ум куда-то, а стоило всего-то остановиться на мгновение, перестать цепляться за возможности, и просто подождать, когда они сами придут в его руки. Неужели всегда так просто? Ведь по жизни всегда: ты должен то, ты должен это; будь мужчиной — иди на службу; ты должен стать отличным военным, нечего дипломатией голову забивать... и так по кругу, и Миша Бестужев, как заведённый, старается успевать везде и всюду, стучаться в закрытые двери. И вот, вопреки привычному темпу жизни, стоило остановиться на мгновение — и желаемое вдруг на расстоянии ладони.
[indent] Сергей представлялся Бестужеву небожителем. Да и не только ему, юному впечатлительному мальчишке, а целой роте, целому поселению и даже Петербургу. Такого авторитета и умения держать на себе внимание толпы Мишель не видел никогда в жизни. Даже лекции в Университете кто-то не воспринимал всерьёз, а здесь... Мишель видел восстание Семёновского полка и роль Сергея в нём. То безоговорочное доверие и слепое подчинение солдат, отказавшихся от первоначального плана в пользу рационального и мудрого решения Муравьёва. Видел то удивление и разочарование от наказания, сам же испытывал эти чувства и сам, как все они тогда, и предположить не могли, что Сергей Муравьёв-Апостол может ошибиться. Зачарованные его энергией, голосом, уверенностью и готовностью принять удар на себя, не подставив солдат, раз и навсегда завоевать щенячью преданность и обожание Бестужева-Рюмина. Этот человек, прошедший войну, человек, которому они обязаны жизнью, без которого их бросили бы в Сибирь на каторгу, а не сослали в Полтаву, сохранив возможность карьерного роста, был его героем. Правда, совершенного этого не замечал — быть может, до этой минуты.
[indent]До первого Мишель с его уст, ошеломившее юного офицера. По-дружески и совершенно неформально — словно бы они уже тысячу лет вместе. Но озвучить свои мысленные к нему обращения Мишель не смог. Часть последующей речи подполковника прошла мимо ушей из-за охватившей душу радости. Серж продолжал извиняться, и от этой искренности и честности у Бестужева что-то сжалось в груди. Он не привык, что перед ним кто-то извиняется. Извинялся ли кто-то вообще?.. А Муравьёв впервые дал испытать ему это чувство неловкости и своей бесконечной важности. Не умея отвечать на подобные слова, оказавшись совсем не готовым к такой ситуации, Мишель порывисто накрыл чужое запястье своими ладонями:
[indent] — Что я должен сделать, чтобы вы перестали извиняться? — В идеале, люди просят что-то для них сделать и как-то искупить вину. Но Мишель оказался обескуражен. И он не смел просить — ни у высших мира сего, ни у Муравьева-Апостола в частности. Не умел этого или не нуждался в помощи, не столь это было важно. Куда важнее то, что требовать у него в принципе никогда не получалось. Заглянул офицеру в глаза с такой растерянностью вперемешку с восхищением, и так заставил замолчать. Ещё минута таких речей, и он заплачет, честное слово, эта доброта  для такого одиночки убийственна. Мишель смущённо опустил глаза и перенёс руки к себе на колени.
[indent] — Не знаю. — Честно отозвался Мишель, доселе не задумываясь о своих сердечных переживаниях. — Я сюда потому и пришёл, чтобы подумать.— Серж слишком глубоко копает, а Мишелю бы пока с очевидными проблемами разобраться, вроде той, что вся семья, за исключением матушки, считает его паршивой овцой.
[indent] Слишком молод ещё, чтобы любить. Слишком неопытен, чтобы это распознать. А сейчас, отчего-то, неприятно кольнуло в области сердца, и сомнения вдруг закрались в его голову... Любовь — это же как у Пушкина, у Шекспира: до помешательства, до готовности умереть за любовь? Да нет, ну что за ерунда:
[indent] — В кого ж тут быть влюблённым? Если только в вас, Сергей, — ухмыльнулся по-доброму, развёл рукой. Все любят Муравьёва-Апостола. Это факт. — Но простите мой специфический юмор. Не думаю, что любовь — это про меня. — Мишель дотянулся до бутылки и сделал несколько небольших глотков, после чего хотел предложить вино новому другу. Ежели друзья, то не обидит. Вот и негласная сделка, маленькая услуга.
[indent] Серж не обидел, хотя Миша не успел предложить: подполковник оказался решительнее и настойчивее. Брови в удивлении поползли вверх, наблюдая за тем, как подполковник отпил из горла его вино. А затем убрал куда-то в сторону, да так, что Мишель, при всем своём проворстве, дотянуться бы не смог через такую живую и крупную преграду. И снова это «Мишель», плавно перекатившееся по его языку, звучало как музыка. Бестужеву нравилось, когда его так называли, но ещё больше ему понравилось, как этот делал Серж. Миша поджал губы, подбирая нужную стратегию, подождал немного, подбирая не то оправдание, не то логичное объяснение, и выдал:
[indent] — Так я бы искупался, охладил хмельную голову — и никто бы ничего не заметил. — Он, наконец, весело улыбнулся, в действительности захотевши нырнуть, но подпёр щёку рукой, немного мечтательно выдал — так, словно был каким-то неуязвимым героем античных мифов: — И, сдаётся мне, полковнику я приятен. Он будто попускает некоторые мои выходки. Да, я совершенно точно ему нравлюсь. Представьте, подполковник: так бывает! — Михаил потянулся, выправив спину. Ни секунды в состоянии покоя. И если бы сам заметил, то моментально застыл бы, но ослеплённый вниманием кумира, это своё волнение в его присутствии так и не заметил. Взгляд блеснул озорством.
[indent] — Не стану давать вам слово, которое не смогу сдержать, но впредь обещаю быть аккуратнее: не попадаться начальству и не садиться на лошадь в таком состоянии. — Он театрально приложил руку к груди, давая Сергею посильное обещание. Снова улыбался, будто отступила вся грусть. Мишель ловко скользнул пальцами во внутренний нагрудный карман одежды и вынул оттуда скомканное письмо из дома. Протянул Муравьёву:
[indent]— Ежели вас интересуют причины моей хандры, то они вот здесь. Пятая строчка с конца. — Для достоверности ткнул в нужный абзац, сократив расстояние между их головами. Вскинул ресницы, посмотрел на Сергея снова потухшим взглядом. — Я самый младший из пяти детей, и самый паршивый, наверное, если верить убеждениям papa. Вы знаете, каково быть самым младшим? Тебе можно всё — и вместе с тем, ничего нельзя... — Мишель вздохнул, осторожно коснулся бумаги и потянул вверх, с позволения Сергея забирая письмо обратно. — Maman пишет, что хотела бы увидеться со мною, а мне и этого не хочется. Мне себя-то видеть необязательно. — Но Бестужев видит собственное отражение в бездонных зрачках напротив. Они почти перекрывают радужку.
[indent] — Я вами восхищаюсь. Вы отличный сын, любящий брат, лучший командир — не беря во внимание наш инцидент, это несущественно; я видел с первой встречи, как вас любят в полку и как много вы делаете. Наверное, потому ищу этой дружбы с вами ещё с Семёновского полка... Я был бы счастлив иметь такого старшего брата, как вы, Серж. Можете счесть меня самоуверенным романтиком за то, что я ещё имею наглость надеяться стать с вами лучшими друзьями. — Произнёс эту пламенную речь едва ли не на одном дыхании, повернулся к подполковнику корпусом, протянул руку, и замер, чувствуя лишь, как ветерок дует в макушку, волосы растрёпывая. Совсем не по уставу внешний вид, но вот сейчас, Мишель как никогда открыт душой и сердцем, готовый принять любой удар или объятие судьбы.

[indent] Привыкший ни о чём не сожалеть, в этой глуши Мишель только и успевал, что одёргивать себя от разрушительных мыслей и сомнений в правильности собственных выборов. Нежелание плыть по течению, вечный вызов — естественный отклик на протяжении всей его жизни, и даже в ссылке Мишель продолжал испытывать судьбу, которая настойчиво диктовала свои правила.
[indent]Сам знает: пошёл в армию назло, сделал так, как не ожидали. Поздний ребёнок, от которого многого не ждали, родив незнамо для чего — для стакана ли воды в старости, для отрады глаз, для удовольствия? Вот Мишель и жил в своё удовольствие. Просто потому что не привык иначе. И грустить по жизни ему было не о чем, всё-то легко давалось, но и падать порою было больно — как, например, сейчас, в этой Малороссии, о которой Мишель не только почти ничего не знает, но не понимает даже этот особенный русский (украинский?). Язык сломаешь, пока выговоришь.
[indent]Плюсы, они, конечно, были: здесь и природа дивная, и дивчины все как на подбор смуглые, яркие, громкие, с такими ведь и не скучно, да только Мише всё равно недостаёт чего-то. Наверное, дружбы. И сколько бы девки не хохотали, не стреляли в него глазами своими огромными с бровями да ресницами чёрными, знает Мишель, что от одиночества его это не спасёт — только хуже будет от того, что ему честь отдадут, а он так безответственно разобьёт сердце невозможностью принять различие их разных миров. Да и не нравились ему никогда ровесницы, проблем с ними много, внимание подавай, а ему некогда было даже с матушкой спокойно присесть под вишней да чаю выпить. О какой уж любви говорить. Да и рад был, честно говоря, что хоть сердечной тоски в этой опале не добавилось, не пришлось страдать по оставленной возлюбленной [будто до полноты картины ему и этой боли не хватало].
[indent]Чем больше говорил Сергей, тем крепче у Мишеля щемило сердце: не то от восхищения столь доброй душой, наполненной чистой христианской любовью, то ли от осознания прямо противоположной ситуации в своей семье, и как бы ни хотелось ему признать правоту новоиспечённого друга, заставить_пересилить себя Бестужев-Рюмин не мог. Лишь горько вздохнул, волнительно прикусил губу, совершенно растерянный и застигнутый врасплох от таких внезапных откровений, и потупил взгляд в сторону осоки, которую то и дело качали лёгкие волны. Но, несмотря на смятение, охватившее его мысли, Мишель вдруг почувствовал удивительный комфорт и спокойствие рядом с Сержем, который не оставил без внимания его тактильный жест. От встречного прикосновения что-то внутри кольнуло — и разлилось теплом по всему животу. Все напасти переставали играть существенную роль в последних событиях его жизни и отодвигало на задний план неприятные воспоминания, связанные с отцом, братьями и неудавшейся службой.
[indent]Его рука неосознанно вывернулась ладонью вверх и крепче сжала руку Муравьёва-Апостола. Никто не поспешил разорвать контакт, что очень понравилось Мишелю, которому, по правде говоря, всегда нравилось касаться чего-либо и кого-либо. И, вообще-то, это логично: матушка, родившая Мишу в сорок лет, проецировала на него всю нежность и любовь, на которую была способна — вот Мишель и вырос довольно нежным мальчиком, когда дело доходило до чего-то личного, но конкретно в армейском деле ему это не пригодилось ни разу.
[indent]— Я с радостью приду. Спасибо вам за приглашение. Матвей Иванович — широкой души человек, и очень мудрый. Позвольте узнать: уж не ему ли стоит быть благодарным за наше с вами сегодняшнее объяснение? — Бестужев хитро прищурился, взглянув на Сергея с долей любопытства и озорства. Внезапная догадка озарила его, но при этом смутить Сергея бестактностью Мишель цели не преследовал. Возможно, он и не ждал конкретного ответа, просто озвучил догадку в надежде, что прочитает всё необходимое во взгляде Муравьёва; быть может, этого и впрямь будет достаточно, потому что говорить порой не обязательно, так? Иногда слова — это просто слова, и прежде, чем бросаться ими, нужно подумать: а так ли это важно сейчас? Может, куда приятнее помолчать с человеком, чем заполнять бессмыслицей и пустословием паузы, только чтобы не показаться невежливым? Мишелю хотелось бы это проверить. Узнать, так же комфортно ли им будет просто быть рядом друг с другом, как приятно общаться. Потому что, по правде говоря, Рюмину физически было спокойно рядом с ним, какое-то ощущение внутренней безопасности заполняло каждую его клеточку, растворяя в пыль все тревоги. Удивительное ощущение, которое хотелось задержать на подольше — хотя бы до того часа, когда ему снова нужно будет вернуться к людям, а затем присоединиться к застолью и быть, в принципе, тем самым Мишелем Бестужевым, который заряжает всех своей неуёмной светлой энергией.
[indent] — Серж, если позволите... — Он снова сжал руку подполковника, подняв на него задумчивый взгляд. Мишель пытался подобрать такие слова, которые точно донесли бы суть его мыслей, не позволив закрасться в контекст невесть какой досадной двусмысленности: — Не поймите меня неверно, я просто хочу попросить вас об одной вещи: побудьте со мной здесь ещё немного, я бы хотел посидеть в тишине и немного подумать. Не хочу, чтобы моё молчание смущало вас или наводило на нехорошие мысли, знайте, что никакой недосказанности у нас более нет. Я нахожу это место весьма красивым, — Мишель тепло улыбнулся, на долю секунды остановил взгляд на чуть приподнявшийся уголок чужих губ, прорезавших ямочки на скуле. Подумал, что и не только оно, но и Серж красивый — и, перепугавшись столь смелым хмельным мыслям, вернулся в реальность, продолжив: — С вами так комфортно, что совершенно не хочется куда-либо спешить прямо сейчас. Останетесь?
[indent]И просиял от счастья, услышав доброе согласие. Перевёл взгляд в даль, к горизонту, позволил себе настроиться на один лад с природой, постичь её гармонию и полюбить — полюбить той искренней божественной любовью, которую проповедовал Сергей к семье, ближнему, и, вероятно, всему миру. Мишелю подумалось, что ежели хочется изменить мир к лучшему, стоило начать с себя. Он пока ещё не знал, как, но уже наметил верный курс своим внутренним компасом. А ежели собьётся... Теперь у него был Серж, и уж он наверняка сможет направить самого Мишеля в правильное русло. Удивительно, как не имея за всю свою жизнь ни одного авторитета, он проникся Муравьёвым, как все те люди нашедшие спасение, потому что поверили своему апостолу.
[indent] Мишель снова потерял счёт времени, однако вернуться к новому построению они сумели вовремя. Бестужев чувствовал себя отлично. Давно не чувствовал себя настолько не одиноким, как в компании Сергея Муравьёва. С ним было интересно не только говорить: с ним было уютно молчать, по-настоящему весело смеяться, а так же делиться такими мыслями, о существовании которых никто из окружающих даже не подозревал. Мишель успел обмолвиться о своём неприятии к власти. Конечно же, долго молчать у молодых людей не получилось, да и только потому, что общих тем и вправду оказалось очень много. 
[indent] Так что, когда ближайшим вечером Мишель оказался на пороге нужного дома, никакие сомнения в правильности происходящего его не беспокоили: напротив, этот визит стал самым логичным и правильным из всех случаев, что с ним могли случиться в ссылке. Как бы ни хотелось ему обратно в Москву в весёлое общество открытых, добродушных людей, не погрязших в лицемерии, аристократических традициях [увы, это было невозможно], он твёрдо принял решение построить свою жизнь с правильными людьми, которые видят в нём важную, зрелую личную личность. Принять тот факт, что отныне это — его дом и его семья. И ежели Серж его названный старший брат, то и другие Муравьёвы-Апостолы становились на ту же ступень важности.
[indent]— Это здесь уважаемые господа обсуждают планы захвата морей, или я ошибся дверью? — Пошутил Бестужев с порога, сражая всех присутствующих своей обаятельной улыбкой.

"Когда я искал удовольствия, оно бежало от меня, а я впадал в тяжелое положение скуки — состояние, из которого можно перейти ко всему — хорошему и дурному; и скорее к последнему. Теперь, когда я только стараюсь избегать скуки, я во всем нахожу удовольствие."
[indent] Если сказать Мишелю Бестужеву "нет", он почти наверняка сделает так, чтобы "да". И не из принципа, не назло, а из-за простого человеческого любопытства и детской наивности, когда всё, что неизвестно_не исследовано и не изучено вызывает неподдельный и живой интерес. Если очень хочется, то почему запрещать себе это? Кто придумал и навязал глупые стереотипы, которым вынуждены следовать люди, боясь чужого осуждения? Пуританское общество, которое само себя загнало в рамки, как стадо овец, бессмысленно плетущихся за пастухом: так и русские люди, не имея будто уважения к себе, готовы служить короне, принимая ограничения и мировоззрение царствующего монарха на слепую веру - лишь бы не коснулась беда их дома. Прожить скучно, но спокойно - таков девиз этого стада, от эполетов до конопляных рубах. А те, кто не готов мириться с существующим положением, играть эту пустую роль, которая никому не запомнится после смерти [да и при жизни], так и рвутся на войну ли, на баррикады... Умереть героем, но только не тенью. Мишель на такое согласен не был. Такой расклад его совершенно не устраивал, но иных вариантов под рукой не имелось: что он мог, юный неопытный офицер, на чужбине, до которой и письма-то доходят месяцами? Наверное, и впрямь не стоило находить утешение в алкоголе, как посоветовал Серж, но ведь ему до этой встречи под ивой вовсе не с кем было проводить время. Ни друзей, ни даже приятелей, тех, кто относился бы к нему и его способностям всерьёз.
[indent] Возможно, Мишель ждал этой возможности всю свою несерьёзную жизнь: чтобы вот, наконец, кто-то заметил и распознал, пригласил туда, где он смог бы по-настоящему раскрыться, проявить себя — и нашёл бы то дело, что стало бы смыслом жизни. Ему было так скучно жить. И, вместе с тем, у него была яркая жизнь — по оценкам окружающих. По крайней мере, молодому прапорщику доставалось внимание многих, а кто-то всю жизнь довольствовался ролью серой мыши. Но это, конечно, две разные монеты, а не две стороны одной. В этих крайностях всегда не хватало чего-то стабильного. А неприкаянность толкала на глупые вещи. И вот, свершилось: ему дали шанс! Да причём не кто-то, а сам Сергей Иванович Муравьёв-Апостол, которым Мишель столь долго восхищался. Неужели посчитал его достойным своей дружбы? Ему до сих пор будто бы не верилось в это свалившееся с неба счастье, что обрушилось на Бестужева ровно в тот момент, когда он перестал гнаться за призрачными шансами быть полезным и нужным [хоть кому-то], и подумал: «да катись оно всё».
[indent] Сергей остался с ним. Не отказал в столь простой просьбе, ни к чему не обязывающей, не призывающей. Просто Мишелю была нужна компания. Мише нужен был друг. Он был так уязвим для любых выпадов в свой адрес, что не мог кого-то взять да подпустить близко, но Серж не вызвал тревожных ощущений. Напротив, Бестужев чувствовал рядом с ним удивительную лёгкость и теплоту, которой ни в ком не мог найти, и в которой, как ни убеждал себя в обратном, так нуждался. Это было необъяснимо. Это просто было. Теплилось в душе и приятно щекотало живот, настраивая на добрый лад, не скрывая за собой никакого подвоха: обыкновенное чувство безмятежности и лёгкости / вызывающее привыкание.
[indent] День пролетел как один час. Это стало заметно по сменившемуся ветру, что стал чуть прохладнее и злее, и солнцу, неумолимо близившемуся к горизонту. Лёгкая грусть защемила в груди Мишеля, когда пришла пора уходить и возвращаться обратно к сослуживцам. Хотелось продлить этот день ещё ненадолго, чтобы вот так сидеть вместе под деревом и лениво потягивать вино, не хмелея. Болтать ни о чём и молчать с чувством гармонии. Но грусть меркла на фоне прозвучавшего приглашения, за которое Мишель слишком быстро и намертво зацепился. Да, он придёт. Теперь от названного брата так просто будет не избавиться — с этой мыслью Мишель пытается побороть предательскую хитрющую улыбку, которая кривит его губы на прощании с Сержем. Она обещает яркого продолжения, неумолимого энтузиазма в общих целях, какими бы они ни были в дальнейшем. Мишель впервые не собирался строить планы на кого-то и конкретно на будущее — просто принял как факт то, что отныне ему есть на кого ориентироваться. Пускай сдаваться в чужой плен тоже так быстро не хотелось; Мишель собирался побороться за собственное эго, что определённо зацепилось за чужую паутину, и построить эту дружбу на более серьёзных началах. Хотя бы на тех, что обеспечили бы новоиспечённым друзьям взаимную нужду друг в друге. И для этого нельзя было терять свою индивидуальность, чтобы притворяться тем, кто живёт в установленных кем-то рамках. Серж не выглядел консерватором по своим взглядам, что ставило его на ступень выше самого авторитетного лица в Российской империи — пускай и по меркам Бестужева-Рюмина. Потому что только на взаимном уважении можно что-либо построить_перестроить. Даже страну. Если хотя бы кто-нибудь начал с самих себя... Это дало бы толчок к переменам.
[indent] А Серж действительно оказался рад его видеть! Все волнения мгновенно ушли, стоило появиться на пороге горницы: радушно встретившие его офицеры и сам Сергей Иванович, улыбающейся своей обезоруживающей радушной улыбкой, выгнал из головы Мишеля все треволнения, будто бы здесь, в компании малознакомых офицеров, ему было самое место.
[indent] — Рад снова вас видеть, Серж, — снова перешёл на неформальное обращение Мишель, но уже не так громко, как при приветствии.
[indent]Впрочем, долго прощупывать почву не пришлось. Один из офицеров, да ещё старший по званию, протянул Рюмину шампанское, и он потихоньку [или весьма стремительно] начал терять бдительность. Русское гостеприимство во всей красе. Мишель снова заулыбался, но не смог спрятать румянец, потому что ему было немного неловко и безумно приятно. В компаниях веселящихся людей, открытых к общению, Бестужев чувствовал себя как рыба в воде. От поисков свободного бокала Мишу отвлёк голос Сергея, обратившегося к нему и Матвею одновременно, без прелюдий, ведь они оба не нуждались в представлении друг другу. Мишель успел кивнуть Матвею Ивановичу в знак благодарности под аккомпанемент похвалы Сержа, которую он направил - чего уж мелочиться, - сразу обоим!
[indent] Мишель позволил увести себя к дивану, теряя голову от красивых слов, жестов и таких доверительных прикосновений. На мгновение снова стало неловко, и Миша, прикусив губу, потупил глаза в пол, рассматривая узоры на поверхности, отчего-то не решаясь посмотреть в глаза Сержу. Это было странно, прапорщик давно не испытывал такой благодарности и любви, что переполняла его душу сразу ко всем добрым знакомым и главное — к Сергею. Будто бы он был обязан этим приёмом ему, а не Матвею — но с последним Миша успел чокнуться шампанским и обменяться рукопожатием. Не словами. Перебить Сержа отчего-то всем было неудобно или не нужно. Он красиво говорил. Из его уст действительно каждая фраза казалась безумно важной — и Миша чувствовал себя важным.
[indent] — Для меня большая честь быть знакомым с Вами и вашим братом, Матвеем. Мы имели возможность пообщаться, хоть и мельком, и мне очень лестно, что вы сравниваете нас. – По-французски ответил Мишель, впрочем, и без того редко переходя на русский, и накрыл руку Сергея Ивановича своей. Чуть сжал пальцы, тепло улыбнулся — и убрал столь же легко на своё колено, поднося ко рту бокал с шампанским.
[indent] А тем временем, компания оживилась и уже выносила круглый стол на центр комнаты. Миша с ребячьим интересом наблюдал за действом, и, конечно, как любопытный и азартный человек, он желал присоединиться. Впрочем, и для него место предполагалось, да ещё с приглашением. И тогда он окончательно потерял бдительность, почувствовав себя не иначе, как дома (но «дома» не в значении здания, где ты вырос, а метафоричном пристанище своей души), сел за стол рядом с Матвеем и напротив Сержа — чуть хмельно подмигнул ему и ухмыльнулся, парируя его наставление об опыте игроков:
[indent]— La fortune rit aux sots. — Или «дуракам везёт», хотя Бестужеву-Рюмину везло редко. Он брал победу своей неудержимой верой в свои силы и общее дело, а ещё, по секрету: умел хорошо запоминать буквально всё и надолго, начиная с полных имён и фамилий собеседников, заканчивая числами и тропинками, которые приходилось изъездить, и в качестве бонуса — языки. Французский, латынь, польский, даже русский. Просто последний ему не нравился... Наверное, в этом было всё дело.
[indent]Первую партию он, конечно, продул в паре капитану Трусову, проспорил элементарное желание. Во второй намеренно ошибся со стороны третьего игрока, запомнив, как реагируют и с каких мастей ходят партнёры, а в третьей – внезапно – забрал у соседей несколько козырей, обратился вниманием к напарнику, самому везучему за столом — Сержу, случайно выронил слабую масть, которую велено было оставить. Мишель сосредоточенно уткнулся взглядом в карты, нахмурив брови. И через одну, финальную сдачу, открыл свои карты вслед за Сергеем.
[indent]Из всех карт на руках подполковника Бестужев не был уверен только в одной, которую он вполне мог не побить.
[indent]Но Дама выше Валета, а разницах в цифрах на эполетах не спасает в карточных играх.

Отредактировано Михаил Бестужев-Рюмин (2020-08-13 19:14:31)

Ни одна звезда не засияет, пока не найдётся человек, который будет держать сзади чёрное полотно.
[indent] Мишель был азартным человеком, но не азартным игроком, поэтому игра на интерес целиком привлекла его внимание. Хотя, вист не относился к категории игр, которых Бестужев-Рюмин побаивался, во многом из-за её характера: в командных играх он был незаменимым игроком как в картах, так и в обычной жизни. Это было более интересно для него, чем в отбиваться в одиночку и сражаться за победу ради победы: в больших деньгах Мишель не нуждался, в доказательстве собственных талантов - уж явно не на этом поприще. То ли дело добрая команда, весёлые ставки, дружеская атмосфера и никаких серьёзных вещей на кону. Тогда эта партия была для удовольствия, и Мишель с удовольствием отдавался игре, просто развлекаясь в процессе. Как же приятно было встретить единомышленников, провести в их компании такой добрый вечер!
[indent] - Я дам вам возможность отыграться, Серж. Сегодня прямо день вторых шансов, - иронично откликнулся Бестужев-Рюмин, очаровательно улыбаясь товарищу, новоиспечённому другу и названному брату, поднимаясь из-за стола следом. Его губы застыли в этой улыбке, не смея дрогнуть: Миша поймал себя на мысли, что в компании Сергея Ивановича это происходило практически постоянно и беспричинно. Бороться с этим не хотелось совершенно. Ну и пускай продолжит улыбаться, потому что Муравьёву-Апостолу это явно по душе. Именно своей улыбкой Мишель сломал эту неприступную скалу серьёзности и зазнайства - так вода точит камень, так Бестужев-Рюмин добивается расположения человека, который ему очень нравился. Но, признаться: даже с Матвеем Ивановичем было легче найти общий язык и расположенность, чем с Сержем. Так что, победа в картах была пустяком сущим на фоне события куда более грандиозного для юного прапорщика, и от всенепременно хотел это отметить бокалом шампанского!
[indent]Его не нужно было звать дважды, не нужно было говорить, что делать и куда следовать. Мишель по одному взгляду Сержа понял, что тот зовёт его за собой, кивнул в ответ, давая такое же немое согласие//обещание. Надо было только принять поздравления, выпившие объятья офицеров, довести до конца ритуал победы в этой напряжённой партии против Сергея Муравьёва-Апостола, который, по скромным уверениям товарищей, "никогда не проигрывал" - что ж, это было странно, но приятно, и Мишель не чувствовал в этом совпадении подвоха. Он прекрасно следил за игрой и картами, тоже самое делал и Сергей Иванович - в отличие от всех остальных игроков за этим столом, - а значит, до самого последнего хода эта игра была честной. И лишь удача в конце всё решила, потому что Михаилу на самом-то деле было нечем крыть сразу две возможные карты, одна из которых могла попасться в раскладе Сержа. Он, конечно, совершенно забыл о том факте, что они играли на что-то - так сильно увлёкся ходом игры, просчётом возможных комбинаций, а так же магнетическим огнём, что плясал в глазах подполковника и приятно обжигал лицо и губы, когда Мишель ловил на себе заинтересованный взгляд - и отчего-то отводил его, хотя не слыл стеснительным молодым человеком [от слова 'совсем'].
[indent] Оставив пустой бокал на столе рядом с другой посудой, он проскользнул в сенцы, догнав, наконец, подполковника Муравьёва. Шумно выдохнул и тут же втянул носом свежий воздух, резко ударивший в лицо, приятно охлаждая, и повернулся к Сержу - звать его так теперь было приятно и так обыденно, хотя перешли они на столь нестандартные и неформальные обращения буквально /плюс-минус/ восемь-девять часов назад. Какое уникальное знакомство! Какая интригующая у них получится дружба...
[indent] Миша часто смотрел на звёзды. И очень мало кто составлял ему в этом компанию. Краем глаза он понаблюдал за Сержем, что обратил своё внимание к звёздному небу и заговорил о китайских легендах, а затем - затем и о Боге, и этот переход показался Мишелю очаровательным. Его друг верующий, и Бестужеву-Рюмину стало очень тепло на духе: плохие люди не имеют Бога в душе, а самому ему не помешал бы человек, который мог бы направлять его мысли и помыслы в русле, угодном Богу. Последнее время он терял веру, потому что чувствовал, что Бог не отвечал, посылая одни лишь испытания и лишения. Смирение менее всего было характерно для Бестужева, но вот чудо - Бог послал ему Сержа! Бросил взгляд на небо, вдохновлённо отыскал свои любимые созвездия, как по обыкновению делал в детстве, когда обращался к небесам, ангелам, почившим родственникам и великим людям, в целом в минуты сильного душевного подъёма. Рядом с Сергеем было так комфортно! Он вдруг, всего на секунду, почувствовал себя одной из этих звёзд - яркой, нужной, вдохновляющей на подвиги, заворожившей собою Сергея Ивановича. Правда нести несчастье Мишелю не хотелось. Следующая фраза и вовсе очаровала Мишеля своей наивностью: неужели он правда полагал, что победитель выдаст какое-нибудь примитивное желание? Aut cum scuto, aut in scuto. Ну, конечно. Не все здесь брали Париж. Хотя, конечно, все спешат жить.
[indent]- Мой меланхоличный друг... - Вкрадчиво произнёс Мишель, вполоборота поворачиваясь к подполковнику и устраивая локоть на дверном косяке рядом с Сержем. Загадочно ухмыльнулся: - Всегда нужно оставлять место старой доброй интриге. - Так высоко вскинул брови, что, казалось бы, вовсе затерял их в копне непослушных светлых волос, но вмиг посерьёзнел [конечно же, актёрствуя], уповая лишь на то, что шампанское, вселившее эту игривость, позволит довести до конца обещанную интригу.
[indent] -Вы проигрались самому дьяволу, Серж, да-да, - и да простит он это богохульство, но потемневшие глаза Бестужева-Рюмина обещают куда более интересный исход этой сделки - неизвестно какой, но в лучшем случае это будет весело. - За желанием я приду тогда, когда вы этого не ожидаете. Так ведь интереснее, верно? В некотором смысле... пикантно! - Вот и азартность натуры проявилась во всей красе. Он опустил глаза, пряча смущённую своей же дерзостью улыбку под носом, и не заметил, что его рука оказалась беззащитна. Сергей перехватил его пальцы самым неожиданным образом.
[indent]Пожалуй, с этого касания Бестужев-Рюмин начнёт отчёт своих душевных терзаний. Такое касание, в сущности, обыденное, непримечательное на фоне бескрайней Вселенной над их головами, где под звёздным небосводом таких вот мишелей и сержей десятки_тысячи с более серьёзными намерениями, но Мишеля вдруг прошибает шаровой молнией, заставляет вздрогнуть. Он не одёрнул руку: возможно, это нужно было сделать, но Бестужев не осмелился. Его сердце рухнуло вниз и тут же встало на место, облившись кровью. И вдруг застучало как бешеное, как несчастная птица в тесной клетке. Сергей касался его рук и днём у воды, но то было совсем другое... Но сейчас. Необъяснимое притяжение. И ещё одно - в этот раз не Мишеля - обещание. Он просто удержал руку Сержа крепче, не позволяя одёрнуть.
Посмотри на звезды – и ты пропал.