Зима Малороссии – сказка, сотканная из девичьих песен, поблескивающих в свете луны сугробов и одиноких огней деревенских домов. Мечта, к которой Матвею в жизни не прикоснуться, потому что даже с самыми искренним желанием обособиться от светской суеты он не сможет отказаться от последней, став навеки заложником фамилии еще при рождении. Зима чарует, влюбляет, заискивает к себе внимания, совершенно не заботясь о том, как сильно холодит ее взгляд – до самых костей - и мужчина от него едва заметно и зябко ежится, чувствуя этот холод всем своим телом. От такой ледяной красоты не спасет даже открытая заслонка печи, находящейся всего-то в полуметре от протянутых рук. Свой шарм. Свое очарование. Он проснулся в четвертом часу утра, когда месяц еще ясно проглядывался в подмерзшем окне, и сон с тех пор никак не шел, вынуждая уже после первых двух безуспешных попыток уснуть спуститься вниз, с печи, на небольшую скамью, которую сам же днем и подтащил поближе к жару под недоуменные взгляды Сережи.

«Так ведь лучше»

Во всяком случае, именно таким сомнительным аргументом пришлось объяснять свои решительные перемены в обустройстве широкой комнаты, не найдя слов более подходящих. Старшему из Муравьёвых-Апостолов в Василькове тяжело – то ли врожденная, то ли привитая плохой закалкой мерзлявость мотивировала кутаться в теплые вещи постоянно, в потопленной хате и на улице, под добродушные усмешки чьих-то сослуживцев и родных братьев. Ради последних-то он сюда и приехал, досрочно отпросившись со службы, наивно полагая, что несколько дней сна на деревенской печи хоть сколько-то хорошо скажутся на и без того совершенно дурном из-за долгой дороги режиме. Жаловаться вслух не приходилось – понимали все, что в свое время условия куда хуже терпели, с характерными полевыми ночевками среди сугробов, голодовкой, и все-таки перспектива скорого отъезда в Хомутец радовала куда больше, чем назревающая простуда, отрицать очевидное было бы глупо. Безрадостным в нем оставался лишь тот факт, что оба брата оставались при этом здесь.

Печалиться Матвей не позволял себе принципиально, моральных упадков в строю не терпели. Радовался, пока младшие есть под боком, вдыхал в себя дух прошедшего Рождества. Более всего, в свободное время, любил вечерами песни слушать, которые хозяйка за делами напевала, как мог запоминал слова и мотивы, предаваясь главной слабости этих мест – фольклору. На улице январь, мороз щиплет щеки и нос, а деревенскому народу хоть бы хны, веселится не хуже чем летом, с шумными святочными вечерками и заунывными песнями по возвращению с гуляний. Такой народ, убеждался он каждый раз, нельзя не любить, необходимо в равной степени уважать, как едва ли не единственный подлинный источник той самой культуры, которой когда-то многие из семейства Муравьёвых-Апостолов были лишены. Такой выглядела их настоящая родина. К такой культуре хотелось прививать любовь.

Но сейчас, в полумраке комнаты, его окружала только тишина. Подвывал за окном ветер, припорашивая снегом с сугробов дорожки, потрескивали в печи дрова, подкинутые заботливым хозяином при виде фигуры одинокого подполковника. На него же он ссылался и тогда, когда дверь в доме открывались, с разницей по времени в несколько минут, и ссылался ровно до того момента, пока в соседней комнате не загремело что-то, шумным грохотом отозвавшись во всей хате. Не мог же человек в собственном жилище так оплошать, при спящих-то офицерах? Верилось слабо. Браться за ухват, что у печи стоит, тоже глупо – время раннее, воры по чужим хозяйствам не шастают. Только и остается, что со всей своей внешней непринужденностью в сторону прохода направиться, шаль на ходу одергивая подсмявшуюся, чтобы удостовериться в законности происходящего.  Не дай Бог кто из младших оплошал.

Сразу никто на грохот и шум, учинённый валяющимся уже на полу зловредным рукомойником, не высунулся с гневными восклицаниями по поводу пробуждения в такую-то рань. Уже хорошо,значит, может и не всех в хате переполошил он, и по крайней мере хозяева спят ещё мирно. Или проснулись уже?  Вот конфуз -то будет, барин образованный, из столицы аж, а с такой системой простой не совладал.  Да впрочем, неизвестно, что лучше - хозяевами быть обруганным справедливо за учинённый погром, или оказаться застанным здесь, на "месте преступления", старшими братьями. То -то Серж и Матвей потешаться будут, ежели прознают, что он в первый же день  эдак оскандалился.  Позор же, только вчера ведь гордо утверждал, что он совсем уже мужчина взрослый, почти офицер, что у него усы расти начали, а тут с простым делом не сладил. Эх, оплошал он, надо было вчера хоть додуматься, да глянуть украдкой, как братья, перед сном умываясь, с системой этой управляются, глядишь, и не натворил бы делов.
Хорошо хоть воды в рукомойнике не было, иначе бы ещё и лужа на полу хаты красовалась как свидетельство его неловкости. А так есть хоть шанс наскоро проклятый рукомойник вернуть на гвоздь снова, где ему и полагается быть, вернуться тихо в горницу к брату и затаиться, как мышь, словно и не сотворил он ничего. Воодушевлённый мыслью этой , Ипполит мгновенно подхватил рукомойник с пола и попытался приладить его на прежнее место . Только увы, конструкция проклятая держаться на гвозде упорно не желала и снова сделала попытку обрушиться с грохотом, благо хоть Ипполит теперь уж настороже был и успел рукомойник подхватить.  С языка сорвалось тихое французское ругательство, русские слова на ум не пришли отчего -то. Да уж до слов ли тут?  Уф, кажется, висит -таки рукомойник на гвозде наконец!  Да куда там - снова злосчастный предмет чуть не спикировал вниз, так что пришлось уже во второй раз с великой ловкостью ловать его, чтобы снова грохота оглушительного не наделать.  Хотя, кажется. и пристраивал рукомойник на место Ипполит с шумом немалым.
Сзади послышалась явно мужская поступь босых ног. Ну вот, либо хозяин пожаловал, либо из братьев кто-то!  Нацепив на лицо виноватое выражение, Ипполит резко обернулся туда, откуда шаги слышались. Разумеется, Сергей пробудился, видимо, грохот его поднял, учинённый Ипполитом!  Впрочем, тут же отворилась и дверь, ведущая на хозяйскую половину, и на пороге возникла фигура хозяйки хаты, тоже заинтересовавшейся, кто тут расшумелся, видимо.  Взгляд хозяйки был суровым -суровым, даже с долей ехидства, что ли. Ну, разумеется, не понимает, наверное, как взрослый человек с рукомойником может не совладать!  Рассудив, что лучше поскорее извинения принести. чем быть обруганным сразу же, Ипполит виновато улыбнулся  хозяйке:
- Утро доброе!  Простите, я тут шума да грохота наделал, побеспокоил вас.  Это я с непривычки просто, впервые такую систему вижу.  Обещаю более подобного разгрома не учинять.
Тут и Сергей подключился к происходящему, и очень вовремя. скорее всего. По крайней мере,хозяйка ругаться не стала и спокойно, повинуясь взмаху Серёжиной руки, удалилась восвояси, лишь проворчав нечно на тему взрослых людей, не умеющих с простым делом сладить. Уже ладно, значит. риск быть обруганным миновал!  Правда,брат съязвить не забыл. что логично. Ипполит в ответ на тираду его лишь буркнул:
- Да откуда ж мне знать, как этой системой пользоваться?  Вот увидишь, больше ни разу рукомойник этот не уроню!
Пока Ипполит говорил, Сергей рукомойник уже на законное место вернул.  А от братского ласкового трепания по волосам и тёплых слов ещё светлее словно стало на душе.  Ну, разве можно на Серёжино ехидство обижаться?  Он ведь Ипполита любит всей душой, как и Матвей, и сестра Катюша, разумеется. 
- Неудобная система, мне кажется, все, кто квартировал тут, хоть раз, да этот рукомойник рушили. Но спасибо, порадовал, что я не один такой.  Ты ступай, я быстро умоюсь и следом приду. Обещаю больше ничего не опрокидывать.
Благо, рукомойник более не валился с места, и умыться наскоро удалось без проблем. А в горнице меж тем явно пробудился уже и Матвей, по крайней мере, до ушей донёсся разговор Сержа с ним.  Притворив за собой при входе дверь в натопленную горницу, чтобы холода не напустить, Ипполит усмехнулся:
- Смейтесь, смейтесь,  всё равно это первый и последний раз было. Да и вообще, слыхали поговорку - кто рано встаёт, тому Бог подаёт. Так что раннее пробуждение всем на благо.

Про ярмарку Сергей ещё вчера упоминал что -то.  Кажется, в соседнем селе она должна быть.  С самой довольной улыбкой младший Муравьёв -Апостол кивнул головой:
- Разумеется, понравится, я развлечения люблю, и ярмарки в том числе!  Эх, и весело там наверное, я же только в Москве бывал на ярмарках с месье Эвансом.

Отредактировано Ипполит Муравьёв-А. (2020-09-11 21:49:30)

Пользоваться расположением хозяев Матвей не позволял себе из принципа, прекрасно помня о том, что злоупотребление чужим добром никогда никого до хорошего не доводило, однако же устоять лишний раз перед угощениями на столе тоже не мог – соблазн брал верх. С ними, как казалось, исчезали все недуги и печали, мир становился на несколько тонов светлее, а мрачные перспективы скорой разлуки с братьями становились всего лишь временной проблемой, решаемой парой писем. Короче говоря, процентов сорок впечатлений о Малороссии старший Муравьёв складывал по кусочкам из все тех же щей, плюшек и пирожков, пока бока влезали в форму и не давили на совесть. Компенсировал же все эти затраты прилежным поведением, редкой помощью по хозяйству и предельным вниманием к жизни местных, искренне восхищаясь их культурой и, как ни странно, бытом. Как любопытный, но не очень навязчивый заезжий, умудряющийся и быть везде, и не недоедать при этом в кратчайшие сроки – чувство такта, знаете, на высоте, с таким только в светскую жизнь подаваться. Но светская жизнь была где-то далеко, на севере, в столице, а тут разговоры о вечном можно было водить лишь с широкой степью по утрам, под звон колокольчика на какой-нибудь загулявшей буренке. Здесь жизнь текла совершенно иначе, с присущей деревне размеренностью и постоянством во всем, а Матвей, чудное дело, к этой жизни привыкал быстрее любого черниговца Серёжи, за несколько часов умудряясь и дрова хозяйке наколоть, и в сарае с обвалившейся стенкой помочь. Он для деревни был рожден, но умом этого никак не понимал – голова была забита совсем иными вещами, связанными с судьбой окружающих его сейчас людей.

Эти же люди, кстати, пока что в лице одного Ипполита, ставили в голове целый ряд вопросов относительно того, о чем говорили. Не столько потому, что Училище Колонновожатых вызывало сомнения, сколько из-за непрошеного любопытства. Обычно в Москву стремились и целенаправленно ехали, подальше от северного ветра и холода залива, а тут нате – хочется в Петербург, поближе к головной боли и проблемам. Последнее, думается, больше всего беспокоило, особенно на фоне грядущих планов и потенциальных перемен, потому что в случае Ипполита юношеский максимализм мог сыграть шутку дурную, проблемную для него самого.

— Чем тебе Москва не угодила? — Ненавязчиво так, между делом интересуется, вопрос свой тут же чаем запивая. Все благодарности хозяйке выразил еще в самом начале трапезы, в молчаливых кивках и приложенной к сердцу руке, как знак своей глубочайшей признательности за необыкновенные старания. И потому варенье с ложечки ел без зазрения совести, с нескрываемым удовольствием, сосредоточив все внимание то ли на сладости, то ли на ответе брата. Пытать его не будет, примет за ответ даже какую-нибудь чепуху, но все-таки надежда на откровенность умирает последней. — Там и образование дают на должном уровне, и климат, признаться, куда лучше. В чем же дело?

На фоне братских заявлений даже известие о Екатерине Федоровне как-то фоном померкло, осталось оценено скромным кивком, лишь для проформы, за что Матвей, само собой, позже себя корить будет, потому что такие вещи стоило бы ценить, пока про тебя помнят. Но это ведь потом будет, верно? В текущий момент совсем о другом думается, совсем иные приоритеты в разговоре стоят. А тетушке он и самолично покланяться успеет, при встрече, как будет нужда выбраться из Хомутца в люди.

Серёжа же, тем временем, успел объявить о сборах на ярмарку – событие пышное и значимое для любого села. Одно только упоминание этого мероприятия отзывалось в сердце нежным восторгом вперемешку с обожанием, потому что возрождало в памяти воспоминания о днях былых, давно прошедших, с самими первыми впечатлениями от разнообразных ларьков и звуков, где сосредотачивались все чудеса этого мира. Матвей любил эту атмосферу совершенно по-детски, с нескрываемым восхищением, и радовался каждый раз как в первый. Ни с чем эти чувства не сравнить.
— Я не ворчу, Серёж, — отзывается чуть погодя, в тот момент, когда натягивает сапоги, — просто при всей своей любви к фортепиано и прочим классическим инструментам не могу себе позволить упустить настолько интересную мысль покупки. Тем более тогда, когда под рукой лучшие в этом деле учителя.

На губах улыбка, в глазах непомерное счастье, и даже поскрипывающие сани кажутся чем-то запредельным. Сказочным. Все вокруг наполнено чудом, от хрустящего свежевыпавшего снега до яркого солнца, все напоминает о том, что сейчас, возможно, проходят лучшие дни их жизни, наполненные ребяческой беспечностью и пылкостью энтузиазма. Они сейчас если не горы свернуть могут, то как минимум все пригорки Малороссии, с курсом в новое, светлое будущее, где нет места несправедливостям и печалям. Приятная утопия, затаенная мечта, несбыточная надежда. Сегодня сбудется все, о чем можно было подумать, потому что сегодня они наконец-то вместе. Сегодня они счастливы по-настоящему.

Сони бодро катились по ровному, утоптанному уже с утра да укатанному хорошо снежку. Денщик Сергея, Евсей, кучером оказался очень даже умелым, лошадьми правил аккуратно, да и седаков вёз бережно, не тряся на каждом ухабе дорожном.  Казалось, что и вовсе дорога гладка, как пелена, и нет там в принципе ухабов до кочек.  Хотя, не зря же поговорка гласит, что на Руси издавна две две великих проблемы - дороги жа дураки.
На оглоблях весело и звонко позвякивали бубенцы, делая и без того отличное и праздничное настроение ещё более радостным и безмятежным. Широкая, счастливая и довольная улыбка с лица Ипполита не сходила уже ни на секунду. Как же всё - таки соскучился он по братьям!  И пусть разные они все трое совершенно - задумчивый, привыкший сто раз всё обдумать, прежде чем сделать что - то, поражающий философским спокойствием Матвей, куда более пылкий и беспокойный Сергей, и сам Ипполит, всё - же, одна кровь течёт в жилах у них.  Один отец причастен к их появлению на свет, одна матушка покойная носила под сердцем их, а значит,  только вместе будут они по - настоящему сильны и непобедимы.  Да, Матвей и Сергей старше намного, но всё равно, Ипполит полноправный член их трио,брат кровный им, и сейчас, когда все втроём Муравьёвы - Апостолы сидели вплотную друг к дружке в санях, невероятная нежность по отношению к старшим братьям переполняла души Ипполита.  Сергей тоже улыбался, выглядел счастливый и довольным донельзя.  А вот Матвей хмурился отчего - то,будто какую - то думу свою думал всё, не желая отпустить. Ага, ждёт ответа на свой вопрос о том, почему это младшенький именно в Петербург рвётся учиться!  Ипполит ведь  так и не ответил ему, вообще - то, сначала обдумал, что именно ответить лучше всего, а потом и забыл напрочь.  ладно хоть сейчас вспомнил, а то бы всю дорогу так и хмурился Матвей.  Но почему же старший брат так против Петербурга настроен? Объективные причины есть, или подсознательная антипатия просто к северной столице?  Впрочем, это уж только самому Матвею ведомо, Ипполит в душу ему лезть точно не собирается. А вот спросить просто - почему бы и не спросить? Пожав слегка плечами, Ипполит улыбнулся:
- Ну, не хмурься же, Матюша!  В Москве я оставаться не хочу, потому что Петербург и ближе, и роднее мне. Да и потом, папеньку нашего я знаю, увы.  В Москве я полностью от него зависеть материально буду, если в голову ему взбредёт напрочь прекратить мне денег посылать, даже и нынешних невеликих,  худо совсем будет. А в Петербурге хоть тётушка в случае крайней нужды поможет и совсем уж на произвол судьбы не бросит, пусть и будет мне жутко неудобно её тревожить просьбами такими.  И образование в Петербурге не хуже дают, поверь.  А климат - то в Петербурге меня больше устраивает, чем московский, я же не такой мерзляк вечный, как ты.
Кстати, а Сергей - то Ипполита полностью поддержал!  Вот что значит, возрастом ближе, хоть и ненамного совсем! Тепло улыбнувшись Сергею, Ипполит восторженно сообщил:
- Одно из лучших, как по мне. Всё равно я о военной карьере мечтаю, хочу носить с честь погоны офицерские, и верой и правдой Родине служить, как и ты, и Матвей. А там и образование хорошее дадут, и для карьеры перспективы есть.            
А вот теперь и Сергей начал хмуриться, как будто. Никак, вспомнил собственную неудачную попытку отпроситься у папеньки в Европе учиться?  Впрочем,хмурился он недолго совсем, благо, совсем скоро сани вкатились какое - то большое село и впереди показался яркий, красочный ярмарочный столб.  Больше того, Сергей и выпрыгнул из саней первым, на ходу прямо. Ипполит и хотел лихой трюк этот повторить, но сани уже полностью встали, так что оставалось лишь вылезти из них чинно и спокойно.  Матвей выбирался медленно - медленно, степенно, очень свойственно для него.  Ипполит аж пританцовывал на месте от нетерпения уже, ожидая, пока самый старший из братьев ступит на снег наконец.  В итоге даже не сдержался, поторопил любя:
-Матюша, пока ты выбираешься, и ярмарка закончится уж успеет, думаю.
Но вот и Матвей наконец из саней вылез.  А Ипполит уже углядел совсем рядом бородатого невысокого мужичка, громко предлагающего всем отведать его вкуснейшую медовуху.  Медовуха... О напитке этом Ипполит слышал, факт, но одно дело - слышать, а другое - попробовать на вкус. Может, удастся Сергея и  Матвея уговорить на это?  Он же не дитя малое, в конце - концов, семнадцатый год аж.  Вот только Сергей, видимо, мысли младшенького прочитал каким - то образом.  Иначе с чего бы так укоризненно головой закачал, под локоть подхватил и поволок вглубь рядов куда -то? Вот же ханжа!  Ну, ничего, может, получится уговорить ещё!  Впрочем, мысль эта тут же была отброшена на время.  Толпа народная подхватила, закружила братьев, так что думать стало впору только о том, чтобы  от Матвея и Сергея не отстать, да из вида их не потерять. Хоть и взрослый он мальчик, а от братьев в толчее такой отставать не хотелось совершенно.
Вокруг суетилось множество торговцев - коробейников, на все лады предлагающих различные товары. Первым делом Ипполит приценился к содержимому лотка со всякими резными милыми штучками, выбрав в итоге небольшую нарядную шкатулочку. Ведь Сонечка Раевская с родными будем в Петербурге и в гости приглашены к тётушке Катерине Фёдоровне, как раз, когда он там проездом будет!  Как упустить случай возлюбленной небольшой подарочек вручить в честь Рождества, на память просто?  Как только шкатулочка перекочевала к нему в руки,юноша снова осмотрелся по сторонам. А Сергей - то времени даром не теряет, успел прикупить и шаль нарядную, и кусок сала изрядный.  Интересно, а для кого шаль - то старшенький приобрёл? А впрочем, для кого бы ни было, важно то, что шаль действительно нарядная, хорошо бы подобную и тётушки прикупит, да преподнести в честь Рождества. Пусть знает Екатерина  Фёдоровна, как любит и ценит её Ипполит, как дорожит ею, и как благодарен за счастливые годы детские. Стоимость шали, присмотренной Ипполитом на лотке, заставила юноша крепко призадуматься.  Если купить сейчас красоту эту, как раз все деньги мизерные, выделенные отцом на поездку, до последней копейки почти уйдут. А хочется ведь и на каруселях покататься, и сладкого поесть хоть немного.... Но разве же не заслужила Екатерина Фёдоровна подарка такого, раз столько лет растила его, и любит, как сына родного?  Отметя в сторону все сомнения. Ипполит порылся в карманах, выгреб все денежки свою, и свёрток с полученной в обмен на деньги шалью к себе прижал покрепче.
Сергей меж тем обратился с заманчивым предложением. На карусели покататься, что может быть прекраснее?  Вот только деньги - то потрачены уже все... Ох, папенька - папенька, скуп же ты на пособие сыновьям подрастающим!  Неловко пожав плечами. Ипполит признался:
- Да я - то совсем не против в детство вернуться ненадолго хоть.  Да только папенька денег мне почти на дорогу не дал, вот, купил шаль для тётушки в подарок и ещё одну мелочь, и всё, в кармане пара мелких монет уже. Так что ежели только кто -то из вас меня, сирого и убогого, за свой счёт покатает.         

Отредактировано Ипполит Муравьёв-А. (2020-10-19 19:56:31)

Матвей на все эти лёгкие недовольства Сержа только щурится приязненно, как будто бы успел уже бутылки две такого чудного напитка выпить, и улыбается примирительно, мол, не волнуйся раньше времени, никто ж ничего ещё не предлагал. Ну, пока. В любом случае, смысла огораживать юного Муравьёва-Апостола от подобных вещей смысла не видит – всё равно столкнётся рано или поздно, а потому лучше восприимчивость проверить сразу, в компании доверенной, чем чёрт знает с кем и чёрт знает чем. Упоминать бы поменьше этого рогатого, да иных слов не подберёшь – очень уж в мельтешащем в мыслях Петербурге много сомнительных господ бродило, как в обществах простых, приземлённых, так и светских. Последние, в противовес общепринятому мнению, особенно отличались своей изощрённостью в подборе напитков – там и иностранные изыски, и жажда к необычному. Словом, поводов угостить Ипполита было куда больше, чем аргументов «против».

Не ускользнула от цепкого внимания старших и шкатулочка премилая. Мысли в голове, впрочем, аналогичные мыслям среднего возникли машинально: ну не подаришь такое тётушке, не то совсем. Ей бы шаль кукую привезти, или ещё что относительно практичное в быту, а тут прелесть такая, под стать особе юной и, возможно, даже впечатлительной. Куда ж в таком возрасте без мук сердечных? Первые влюблённости, искренность чувств, сердце из груди и прочие радости, которые с каждым новым годом жизни и ценить, и опасаться всё больше начинаешь. Трепетное время. Матвею с Серёжей его не вернуть уже – слишком много видели, слышали, знали, захламили восприятие событий опытом жизненным, так что за радостью младшего только и оставалось, что со стороны с улыбкой наблюдать. Набьёт ещё свои шишки. Лишь бы не так, как били их братья.

Кататься этим самым братьям, если судить по действиям Сержа, тоже поздновато – иначе подозрительную вдумчивость объяснить нельзя было.
— Не до того я бока отъел, чтобы развлечения ломать, — усмехается добродушно, никак не препятствуя братским махинациям, и с предельной сосредоточенностью начинает ловить всё, что тот даст, от слов и до эмоций. Чувствует, что ни о чём хорошем и ярмарочном речь идти не будет, и оказывается совершенно прав.

— Я только-только в отставку вышел, Серёж, — подбородок склоняет чуть сочувственно, заранее к ответу готовя, — с полка прямиком сюда мчал, без лишних пауз в дороге. Вряд ли я расскажу тебе что-то новое из тех новостей, что слышал во время пребывания в строю – они, скорее всего, уже дошли до тебя. — Головой качает, руку на плечо чужое опускает плавно, глаза в глаза. — Но не торопи события, ради всего святого. Нам далеко до Испании, как и далеко до Франции, мы – сами себе пример, который понесёт за собой совершенно непредсказуемые последствия. Без слаженной работы мы не добьёмся нужного результата, какой ждет нас при грамотной подготовке. Подумай хорошо, прошу тебя. Северное общество нужно нам, а мы – ему, как несколько частей одного целого. Нужно всего лишь приложить немного терпения.

По-хорошему в тишине этот вопрос обсуждать надо, тет-а-тет, потому что и ярмарка внимание сбивает, и Ипполит уже на горизонте появляется, хотя, казалось бы, всего пара минут прошла – всё мешает ходу мысли. Матвей плечо братское оглаживает вдумчиво, обещая себе, что обдумает всё сказанное ещё пару раз на досуге, и вновь улыбку на губы возвращает, чтобы не расстраивать окружающих лишний раз своей незапланированной загруженностью.

— Какая радость! — Со всей искренностью, на которую способен, реагирует на признание Матвей, и в искренности своей не врёт – ответ удовлетворительный. Такой, какой и ожидался, только с поправкой на невозможно чистое приглушённое сияние в глазах, свойственное одному лишь младшему. Сказал ведь всё-таки, не стал таить, не растерял доверие в таких щепетильных вопросах к братьям старшим. — Сказал бы сразу, что к чему, я бы и не стал устраивать сцены недовольства в отношении Петербурга. Главное, Поль, голову не терять – не знаешь никогда, куда жизнь занесёт, и с женитьбой не спешить, познакомиться поближе, определиться с собственной судьбой. Не сомневаюсь, что выбор твой пал на действительно хорошую девушку, но хочу, чтобы перед чем-то серьёзным в этих отношениях ты для начала нашёл себя. 

Однако, какими взглядами обменялись старшие братья при виде Ипполита!  Значит. точно скрывают от него что - то важное.  Хотя, вообще, у братьев родных секретов друг от друга быть не должно никаких.  На то и родная кровь они, чтобы знать всё и даже больше друг о дружке. Но нет же, темнят что - то старшенькие, недоговаривают!  А ведь Ипполит не дитя малое, чай,  17 лет уже скоро. В таком возрасте те же Матвей и Серж уже Наполеона били всеми силами, между прочим, и никто их детьми неразумными не считал.  Эх, тяжела всё - таки доля младшего брата среди сразу двух старших! Верно, до конца дней Серж и Матвей будут воспринимать его мальчишкой -несмышлёнышем!
Первым заговорил Матвей.  И, кстати, что удивительно, искренне за Ипполита порадовался. Даже нотацией на тему того, что сначала об учёбе и карьере нужно думать, а после о любви уже, не разразился.  Хотя мог, старший брат всё - таки! Лишь совсем крошечную порцию любовных братских  наставлений выдал. Довольно улыбаясь братьям, Ипполит похлопал Матвей по плечу:
- Господь с тобой Матюша, какая женитьба?  Мне учиться и учиться ещё, между прочим.  А недорослем неучёным я оставаться не собираюсь. Так что сначала учёбу окончу, получу по службе назначение,  а уж потом и дальше думать стану. Хотя честно скажу, мысль попросить руки Сонечки мне в голову приходит. Но только после учёбы, это однозначно. А там уж будь что будет.  Коли не угаснут чувства, дождётся Сонечка меня и согласится женой стать моей - буду счастливейшим человеком на земле. Ну а на нет и суда нет. Вперед я заглядывать не очень хочу, скажу по совести.  Но Сонечка - ангел во плоти, она прекраснейшая из девушек на всём белом свете. И я люблю её всем сердцем и верю, что чувство это одно и на всю жизнь у меня.
Сергей же в беседу включился с совсем уже неожиданным вопросом. Так он знает Сонечку? Боже правый, да уже не влюблён ли старший братец в неё?  Серж ведь бравый офицер, куда уж юнцу Ипполиту тягаться с ним!  Впрочем, страшную эту мысль Ипполит тут же постарался отмести. Сонечке ведь семнадцати нет ещё, а Сержу скоро 30, в два раза разница в возрасте почти, вряд ли чувством тут пахнет. Тем более Николай же, да и Сонечка, упоминали, что у них ещё три сестры и старший самый брат.  Который, кстати,  возрастом близок к Сержу, так что, возможно, Серж просто товарищ Сонечкиного брата старшего, поэтому и бывает в доме у них.  И сам Сергей предположение это, кстати, косвенно подтвердил, заявив, что Сонечку считает ребёнком малым ещё.  Уф, как хорошо, сразу гора с плеч!  С видимым облегчением выдохнув, Ипполит кивнул головой:
- Да, ты угадал, я действительно имел в виду Софью Николаевну Раевскую. А ты разве знаком с семейством их?  Впрочем, дай угадаю - верно, ты дружен с самым старшим братом Сонечки, Александром?  И Николай, и Сонечка много рассказывали мне о нём. Достойный, должно быть, человек. Серж, братец, Сонечке почти 17 лет, она всего на два месяца моложе меня. Коли Сонечку ты ребенком считаешь, так уж кем меня воспринимаешь, и спрашивать даже боюсь.
Морозец щипал нещадно щёки и под шубу пробирался даже.  Поэтому, перехватив взгляд Сергея, указывающий на скромный шинок, Ипполит согласно закивал головою. Обогреться и выпить чаю крепкого сейчас было бы очень кстати.  Мерзлявый вечно Матвей тем более отогреться в тепле явно был не прочь, поэтому все трое Муравьёвых - Апостолов дружно двинулись в сторону заветного шинка.  Поплотнее надвинул шапку на лоб, Ипполит снова сосредоточился на беседе с Сергеем, тоже решившим выдать свою порцию братских любовных наставлений.
- Взаимны, и я это доподлинно знаю.  Благо, Николай очень хорошо понимает нас и позволяет хоть изредка, но видеться наедине, и перемолвиться словечком.  Сонечка тоже любит меня, и сие меня несказанно радует. разумеется. А что да дальнейшего... Могу лишь повторить то, что Матюше сказал уже - пока учёбы не закончу, жениться однозначно не стану, а там как Бог даст. Коли не погаснет наша с Сонечкой привязанность друг к другу за время это, женюсь, а почему бы и нет?  И ждать у моря погоды точно не стану, ведь Софьюшка такая чудесная девушка, что, верно, желающих руки её добиться немало сыщется.  Поэтому училище закончу, назначение получу - и, если Бог даст, свататься поспешу поскорее.

Меж тем прямо перед братьями показалась дверь шинка. Быстро же за разговором зашли они!  Следом за Матвеем Ипполит вошёл в тёплое помещение, на ходу стягивая тёплую шапку и сбивая снег с обуви. Серж меж тем уже приглядел им место у окошка.  Следом за братьями старшими Ипполит уселся на скрипучий, но явно прочный  стул из дерева. Серж меж тем пустился в рассуждения об отношении к солдатам. И, кстати, о вооружённом восстании что - то упомянул вскользь.  Неужто об этом старшие братья и говорили, пока он на карусели катался, как дитя?   Интересно... Надо бы старших попытать, да не здесь, разумеется. Шинок всё - же для таких бесед не место. Поэтому Ипполит ограничился лишь согласным кивком:
- Не могу не согласиться с тобой, Серж. К каждому человеку по - человечески относиться нужно, будь он хоть солдат,хоть граф или князь. А тебя, я вижу, солдаты любят, братец.

Предложение отведать медовухи и подкрепиться ватрушкой Ипполит воспринял с великим энтузиазмом. Так что даже пришлось срочно прятать довольный блеск в глазах, пока тот же Серж не заметил и не приступил к нотациям.  Правда, пока Сергей лишь руки братьев сжал в своих ладонях, отчего лично Ипполиту удивительно тепло и светло на душе стало.
- Не могу оказаться, думаю, с такого холода медовуха и пригодится.  Так я и слушаю своё сердце, и твердит оно,  что именно Сонечка - судьба моя и радость.