Жемчужно-золотистый, и маман на удивление настойчива. В этом платье дебютантка может улететь с первым порывом грозового ветра, а ведь так уже давно грозы хочется: лето выдалось жарким. Маман, вроде, самая благоразумная и опасливая в их семье, но совершенно не представляет, чем способно обернуть их жизнь это платье. Слишком изящен фасон, слишком нежен золотой узор на лифе, а уж как по нраву и к лицу оно Катеньке! Девочка совсем живая в нем, словно крестьянка, хоть оно стилистически и не диктует чего-то подобного. И движения, и осанка сделались у в нем у Кити озорными, будто насмешливыми, не кокетливыми, нет, а не по возрасту, не по сану смелыми и лёгкими, не теряющими при этом особой царственной повелительности и очаровательной истомы не ведающего препятствий на своём пути любимого чада.
И волосы уложила ей Глаша на античный манер, по-простому, да и шутка ли такую густую, тяжелую копну вверх собрать, а потом еще и розами украсить, как барышня задумывала изначально. Так что отдельные пряди сзади ниспадали во всю длину, до колен, извиваясь по юбке затейливыми, скованными в тончайшие ловушки змейками. Кити и сама видела, что сегодня она действительно хороша, ни секунды не сидела на месте, всё порывалась что-то успеть, будто угадывала заранее, что с нынешнего бала ее жизнь не просто перейдет в новое русло, а изменится кардинально.
Все эти переживания и долгая, полная тихих бесед и взволнованных рукопожатий с Мари дорога до усадьбы губернатора сильно утомили Катрин к вечеру, так что в парадные, расписанные под мрамор сени вступила она уже довольно томной и снисходительной ко всему, что должно случиться. Мамины родственники ехали в отдельных экипажах, но поднялись все Бороздины, Давыдовы и Лихарёвы вместе, так что свита у пятнадцатилетней дебютантки получилась значительная. Все танцы до кадрили у нее были расписаны заранее: полонез она танцевала с батюшкой, первый, "немецкий" вальс — с гостившим на каникулах старшим братом Лёвушкой, развесёлый краковяк — с дядей Петром, падепатинер — с дядей Василием, второй, "французский" вальс — с кузеном Николя, а падеспань — с Володей Лихаревым, кузеном Варюшки, молодой жены Петра Львовича. 
Еще снимая накидки с юбок и переобуваясь в бальные туфли, Кити приободрилась настолько, что ее почти аристократическая бледность сменилась ярким румянцем во всю щеку — так она и вышла к зеркалам, а затем и к устроителям бала, раскрасневшаяся, с горящими глазами, не видящими пока ничего и никого вокруг, устремленными в себя, во весь спектр новых ощущений. До начала танцев предстояло великое множество знакомств, ангажементов, приветствий знакомых по Каменке, Саблам и малознакомых — по Петербургу — людей. Мари помогала успевать всё записывать в книжечку, незаметно подсказывала, направляла взгляд, даже мысли в нужную сторону. Словом, волноваться стало уже просто некогда. Страшно хотелось пить, чего категорически делать было нельзя. Полонез усилиями довольно шутливого и остроумного танцмейстера проходил в три тура, пара Катеньки сменилась дважды, а в довершение ко всему закончилось еще и игрой в "intercepter la dame", где ее, еле удерживающуюся от смеха, "захватил" очередной незнакомец. И только после полонеза она удостоилась трёх вожделенных глотков лимонада, за которыми последовал целый шквал приглашений. Она еле успевала запоминать лицо и имя кавалера. Мари шептала, что это успех, в лицах прочих барышень явственно читалась зависть, Кити улыбалась и им, ласково, дружески, без тени зазнайства.
— Господи, Мари, кто у меня на первую кадриль? — принимая бокал из рук сестры, тоскливо бросающей взгляды в сторону ее возлюбленного итальянца, нагло записавшегося уже и на мазурку, и на котильон, и отвечающего через всю залу ей столь же горячими взорами, спросила запыхавшаяся Кити, открывая свой carnet de bal и с непривычки потеряв нужную строчку.

Отредактировано Екатерина Бороздина (2020-07-21 15:26:15)

- Успокойся, милая, - Мари улыбается ободряющей улыбкой, - дай отдохнуть музыкантам!
- Ах! Ну вот уж ты и смеешься надо мной, жестокая! - Кити смешливо хлопает прикрытым веером сестру по локтю и тут же ухватывается за него пальчиками, чтобы прогуляться в столь необходимый ей сейчас перерыв.
- А ты попробуй угадать по взглядам. Это бывает забавно - не заглядывать в карне... - в такие моменты Мари становится удивительно красивой. Кити оглядывает ее с любовью и ищет глазами мать, наверняка чутко наблюдающую за ними обеими. Отца нигде не видно - он долго не танцует, у него здесь другие интересы. Андрей Михайлович и так задержался в бальной зале дольше привычного, любуясь младшей дочерью, которую ну никак не хотел выводить в свет сразу после пятнадцатилетних именин. Без батюшкиного надзора неизвестно почему стало свободнее, Катрин вздохнула полной грудью, прикрыв глаза, как мурлыкающая кошка.
- Матушка довольна: даже не смотрит в нашу сторону. Мне кажется, она гордится тобой... - Мари почти всегда безошибочно определяет движение мыслей Кити, та давно уже перестала этому удивляться.
- А папа обидел меня вчера той фразой! - уголки губ дебютантки капризно дернулись вниз.
- Перестань. Он просто дорожит тобой, вот и всё.
- Но не перед самым же балом говорить такое!
- Ой, ну послушай!.. Ты же знаешь прекрасно, что, глядя на тебя и твой сегодняшний - предсказуемый! - успех, ни у кого и в мыслях не было того, что давеча в сердцах бросил папа.
Кити уже не слушала сестру, она вскользь приветливо улыбнулась Вольдемару, вновь приятно удивившись его теплому к их семье расположению: он опять заботливо поднес им бокалы именно тогда, когда этого хотелось более всего. В его поведении не было и тени подобострастия, обожания или каких-то особенных мужских уловок, коих Кити вдоволь насмотрелась во время семейных приемов в Каменке и Саблах. Он просто прописал себя в их семье, как второй брат после Левушки, которого стало очень не хватать.
- Хорошие они, Лихаревы, правда, Мари?.. Особенно Варенька...
Мари проследила за ее взглядом и что-то ответила, но Катрин снова не услышала что. На этот раз причиной такой рассеянности стал не Лихарев, а кто-то совсем не знакомый, исподволь принудивший Кити спешно опустить ресницы: зачем он так смотрит? и как это "так"? почему от этих глаз хочется или скрыться, или, напротив, вспылить и ответить не менее пронзительным и острым, требующим объяснений. Что в ней сейчас не так? Прическа? Румянец во всю щеку? Или, может быть, возраст слишком мал? Может быть, этот - кто он там? - товарищ Сергея Ивановича или Володи (судя по свободному расположению этих двоих с ним рядом) сейчас обсуждает как раз ее "ранний вылет из родительского гнезда" и его возможные причины? Вспыхнув, Кити настороженно, стараясь остаться незамеченной, оглянулась и спешно вернула голову в прежнее положение: прямой, лишенный всякой робости от обнаружения ею взгляд незнакомца вовсе не был насмешливым, осуждающим или наглым, напротив... Катрин едва не задохнулась от сумбурных эмоций, заполнивших в этот короткий миг все ее сознание до полного оглушения. Она чуть склонила голову набок и невольно потрогала щеку. Ей казалось, что та может прожечь кружевную перчатку.
"В любом случае, так нельзя смотреть!" - она не отдавала себе отчета в том, что сама смущенно улыбнулась в ответ на это немое приветствие. Сердце вспыхнуло каким-то необоснованным жаром, в голове все мысли спутались в один туманный клубок, воспаривший вдруг облаком куда-то высоко-высоко и растаявший в лазурной безмятежной синеве. Катрин стало стыдно за этот огонь внутри, она сразу поняла, что надо во что бы то ни стало потушить его любыми средствами, пока он не обнаружил себя.
Молодой офицер вырос перед ними с сестрой вместе с испытывающим видимую неловкость Вольдемаром так неожиданно, что Катрин, пораженная его стремительным натиском, оборвала свою фразу на полуслове, совершенно позабыв, о чем только что говорила с Мари.
- Михаил Павлович, - эхом повторила она за ставшим каким-то жестким и резким Вольдемаром. Кити вопросительно взглянула на него: надо же было куда-то глаза девать. Володя казался сердитым. Уж не она ли раздосадовала его? Мари едва ощутимо пожала ей локоть: всё в порядке, сестричка. От этого простого жеста Кити расправила плечи и благодарно вздохнула: она едва не забыла, как дышать, а Мари вернула ей эту способность.
Как описать его голос, манеру двигаться, каждый жест и поворот головы беспристрастно, если они сразу запали ей в душу под оттиском "совершенно"? Ей оставалось только сетовать на то, что отбрыкиваться от этого всепоглощающего чувства восхищения с каждой секундой становилось все тяжелее.
"Вы не правы вот сейчас, Михаил Павлович!" - почти жалобно старалась она не смотреть в глаза "обидчику". И в ответ под дых - "для вас Мишель..." Веки дрогнули, распахнувшись на миг недоумением: почему так явственно? - и краска мгновенно сошла с ее щек. Кити подняла невидящие глаза на Владимира Николаевича, о котором говорил Мишель, и снова столкнулась с его внутренней колючей неуютностью: ему явно не нравился этот новый знакомый. В голове Кити немного прояснилось от этого наблюдения.
- С Иосифом Викторовичем и Сергеем Ивановичем мы знакомы, - любезно и аккуратно возразила Мари, метнув беспокойный взгляд в адрес матери. - Имели счастье принимать их в нашей фамильной усадьбе в Каменке. И в Крыму... - смущенно добавила она, вспомнив что-то личное.
Кити тоже кивнула, снова приветствуя старых знакомых, к которым оборотился Михаил Павлович. Конечно, они с сестрой не собирались двигаться с места. Офицеры сами подошли к ним, Сергей Иванович уделил внимание Володе, Мари совершенно естественно отошла с Иосифом Викторовичем, а Кити с метущимся сердцем осталась с Михаилом Павловичем, слишком ловким для нее, такой неопытной в вопросах светской галантности.
Вот-вот должна была начаться кадриль, а она так и не посмотрела в свою бальную книжечку. И угадать не успела, кто же?..
Катрин лихорадочно ухватилась за золоченное карне на своем поясе, будто ожидала чего-то подобного и старалась всеми силами предотвратить неминуемое. Первая же фраза офицера заставила ее замереть на месте и медленно поднять умоляющий взгляд: не издевайтесь надо мной, вы же всё видите?
Но Мишель отвечал не менее горячей настойчивостью, в глубине его глаз было что-то похожее на то, что происходит с ней, и это необычайно вдохновляло, придавало смелости, окрыляло надеждами, душило нечаянной радостью... Большего удовольствия, чем просто смотреть кому-то в глаза, Катрин еще не испытывала никогда. Этот голос, такой вкрадчивый, демоном проник в душу и обосновался в ней надолго, если не навсегда. Было в нем и в глазах что-то горькое, терпкое, чумное, будто сулящее чудовищную опасность, этим и привлекающее ее глупо и бесцельно порхающую сущность нежно и приветливо - в самое пекло.
- Мазурка, - пролепетала она почти вопросительно, - вроде, свободна...
Наконец, она открыла carnet de bal и увидела свой список кавалеров на сегодня. Вот уже и избавитель приближается с первыми звуками начинающейся кадрили. Катрин стряхивает с головы ничем не обоснованный морок власти над собой этого нового необычайного знакомого и, выдохнув, улыбается подошедшему с характерным поклоном корнету.
- Да, Мишель, мазурка за вами, - вполоборота обращается она к нему гораздо смелее, намеренно не отвечая на хитрый и чуть вопросительный взгляд: "До мазурки еще семь танцев, мой дорогой! Будьте уверены, к этому моменту я не просто приду в себя и окончательно оправлюсь от ненавистного сейчас смущения, но и разработаю такую тактику отпора, которую Вам ни за что не переломить, как ни старайтесь!" - блеснула она напоследок вызовом (или принятием оного).
Что ж, до самой мазурки Катрин ни разу не искала встречи с тем, кто занял отныне все ее мысли.

- Ваш возлюбленный? - с некоторым недоумением улыбнулся знакомый по детским балам корнет, самовлюбленный мальчишка, всё еще ровесник Кити.
"Негодяй!" - вспыхнула она, поняв, что оплошала перед юным отпрыском самого генерала-губернатора Малороссии. - "И как меня угораздило принять твое приглашение?"
- Ну что вы, князь, кто в моем сердце может затмить вас? - едко возразила барышня, становясь в тот угол каре, что определил для их пары кавалер и почти сразу с горечью осознав, что это - лучшая стратегическая точка для возможного, но недопустимого с учетом только что данной себе клятвы обзора интересующего ее места. Сосредоточиться на танце и на своевременной смене фигур сложности не составляло, однако разговор с предметом детской ненависти решительно мешал отдаться мечтаниям о предстоящем общении с новым знакомым, которого так неосторожно позволила себе назвать по имени - и сразу вслух. "Глупая! Нашла время предаваться своему вольнодумству!" По версии Катрин русские отчества никак не соответствовали тому течению французской речи, которое царило в свете.
- В таком случае зовите и меня - Базилем, - красавчик многозначительно повел бровью и сделал театральную паузу перед нарочито утрированным в его исполнении французским прононсом.
Кити прыснула, элегантно отвернувшись в грациозном развороте и погасив улыбку кончиками пальцев.
"Угу, Базиль. Васятко ты, княже, вовеки веков, аминь."
- О, я не смею, Василий Николаевич: боюсь опорочить вас случайными слухами!
Шутки шутками, а у Репнина-Волконского младшего и правда дурной нрав. Недаром все в Киеве и не только поговаривают о том, что он вообще вряд ли дотянет до успешного окончания Пажеского корпуса. И как бы ни хотелось сейчас графине нарушить свое обещание и свериться с преследующим ее ощущением того, что на нее смотрят не просто многие, но среди них и тот, единственный, ради которого стоило бы провести этот вечер как минимум без неприятных для репутации последствий, она сумела удержать в узде свои желания и продолжила мило любезничать с корнетом, внушая ему надежду на то, что вся их былая детская вражда осталась в прошлом, возможно, наполненном скрытыми смыслами. Терпение Катрин было вознаграждено: корнет, казалось, клюнул на приманку в виде ее смущенной полуулыбки и преимущественно опущенных в течение всего танца ресниц и сопровождал ее к Мари звучащей вполне вдохновенно фразой:
- Но если бы вы позволили себе называть меня Базилем... Подумайте об этом.
Смешинки вновь заиграли в ее глазах, уголок губ едва заметно дернулся вверх, но Катрин сдержалась и ответила, томно поднимая взоры на молодого князя:
- Это честь для меня, князь, но... Я подумаю, - и Катрин поспешно закусила губу, поняв, что уже не сдюжит, нужно больше опыта, чтобы не потерпеть крах в самом начале пути освоения этой трудной науки на практике. Когда же корнет отвернулся, вся невыраженная смешливость прорвалась в едва успевший раскрыться веер подле любимой сестры. Катрин даже зажмурилась, чтобы плечи не задрожали и не выдали ее насмешки над сыном генерал-губернатора, присутствовавшего тут же. Мари, кстати, и подтвердила успех ее маленькой кампании:
- Василий? - искренне удивилась она, заражаясь тем же весельем и едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться вслух. - Фу ты, Кити! - Мари добродушно хлопнула сестру по локтю своим сложенным веером. - Не скажи теперь, что в нем проснулась доселе спавшая способность рассмешить тебя до такой степени!
- Ох, Мари! Не будь столь наивна, - ликование от победы в этом маленьком, но очень важном бою придало ей вдохновения держаться дальше, до самой мазурки, а может быть, и во время оной, дай Господь... - Смешить дам корнет умеет уже давно, но только не тем образом, на который самонадеянно рассчитывает в силу своей неуёмной гордыни. Однако, вот уже и следующий кавалер!.. - с внезапной для себя грустью констатировала она. - Ах, это мой первый бал, - шепотом договорила Катрин, - а я уже хочу просто стоять с тобой рядом и обсуждать кого-нибудь, а не... - ан, нет, не договорила.
- О, вы не забыли? - мгновенно переменила Кити свой вид на весьма приветливый, слегка склонив голову и неторопливо принимая предложенную ладонь кузена.
- Как я мог, Катенька? - неожиданно по-русски ответил Александр. - Тебя, я смотрю, только оставь на минуту - упорхнешь, как не бывало.
- Неправда... - в легком ласковом замечании кузена Катрин уловила для себя укол, который Александр и не задумывал. - Приятно видеть вас тут. А что Николя? - перешла она на французский, и кузен, отвечая, последовал ее примеру.
В течение всего танца, зная, что никакой опасности от партнера исходить не может, Катрин искала поводы изменить данному себе слову и найти глазами среди танцующих Мишеля. Она даже как бы нечаянно и вскользь оглядывала с рассеянной улыбкой кружащиеся вокруг пары, но увидеть интересующее ее лицо не получилось, и ее настроение к концу вальса немного сникло.
- В любом случае, приятно видеть здесь хоть одного Раевского, - снова постаралась Катрин спрятать зарождающуюся тоску в глазах, отправляясь на свое место, где Мари уже беседовала со своим следующим кавалером, умело игнорируя находящегося совсем близко Итальянца.
"Вот бы и мне так!.. Он чтоб сзади... Или по левую руку, я слышу его голос, слежу даже исподволь за его речью, а сама весело и непринужденно веду беседу с подругами или вот хотя бы с Волконским..."
За всё оставшееся до мазурки время Катрин сумела-таки собраться и взять себя в руки. Как сумела и оценить сложности исполнения данных себе обещаний. Она не казалась сколь-нибудь утомленной, разве что слегка задумчивой и сосредоточенной. В ее улыбках блестела лишь точно выверенная любезность и вежливая благодарность за изрядно поднадоевшие комплименты, не щеголяющие оригинальностью. Катрин только считала про себя: пять, четыре, три... И чем меньше оставалось танцев до возможности прикоснуться к руке того офицера, взгляд которого невозможно было отогнать от своего сердца, тем сложнее было поверить, что это тягучее время, наконец, закончится, и задуманное (не во сне ли привидевшееся?) сбудется и окажется явью. Но вот и последняя, четвертая кадриль, дальше - мазурка, та самая, после которой!... Ох, только сейчас Катрин поняла, что после танца должна будет проследовать с Мишелем к ужину... Она совсем побледнела. Ее глаза, и без того не маленькие, будучи охвачены внутренним волнением, подернулись тенью и приобрели особую выразительность. Если бы у нее было время или интерес взглянуть на себя в зеркало, она бы кивнула в отражение, не признав его, а после в замешательстве остановилась и долго бы всматривалась, заметив странную перемену в лице той маленькой веселой Кити, коей была когда-то.
И - о, ужас! - она так и не успела придумать для себя никакой тактики! Всего лишь временно успокоилась и внутренне подготовилась к предстоящей мазурке, как солдат готовится к бою, а гимназист к экзамену. Она просто в одночасье перестала быть ребенком, которому позволено всё, а может быть, еще и чуть больше. Она ждала, она слышала его шаги, да-да, именно его, она видела внутренним взором его приближение...
Как некрасиво получилось. Кажется, Кити даже не взглянула на своего предыдущего кавалера, да простит он ее когда-нибудь. Или нет, неважно.
Затаив дыхание, она перевела глаза к светлому, обрамленному поистине аполлоновскими локонами лицу Бестужева-Рюмина и, подавая руку, притихла, едва коснувшись его ладони. Два слоя ткани отделяли их от настоящего прикосновения, но Катрин совершенно отчетливо поняла в этот миг, что это только начало.
Взгляд, который она подняла к его глазам, не был уже несмелым или удивленным. Он старался проникнуть в самую суть появления в ее судьбе этого молодого человека. Он требовал ответов, искал защиты, повода для доверия, пытливо вгрызался в правду. На поверку, возможно, и оказался всего лишь решительным, но сама Катрин в тот момент вовсе не назвала бы его таковым.
Встретив не прикрытую никакими условностями симпатию в ответ, Кити чуть не ахнула от столь приятной неожиданности и снова не смогла удержаться, отразив счастливые искорки в расширившихся от избытка чувств зрачках. Она торопливо посмотрела в сторону, чтобы ее радость была не слишком заметна, и, никого и ничего не увидев там, загорелась надеждой, как зажженная от первой же искры спичка. Румянец вновь вернулся ее щекам, и  графиня не смогла и не захотела более усмирять улыбку, уверенно шагая в неминуемую неизвестность. Ну и пусть все говорят, что она влюбилась на первом же балу, с первой же мазурки, ну и пусть все считают ее наивной и доверчивой вертихвосткой: глаза Мишеля сказали ей, что отныне она под его защитой, а большего счастья ей и не нужно было от этой жизни, коль уж довелось в нее вступить по всем законам высшего света. Да, раннее ранение, ну так что ж? Неужели все из них такие опасные, как предостерегают умные люди? Не проверишь - не узнаешь. А если учесть, что проверять на собственной шкуре это ох, как приятно, то... Да кто вообще думает о последствиях в такие минуты?!
"Он смотрит на меня на равных!.. Не как брат или друг, не как заботливый батюшка или предупредительная Мари! Он просто отдает мне себя, в ответ принимая меня... Как еще это назвать, если не любовью?"
Смена движений в танце вовлекла Катрин в круговорот этого испытания счастьем. Она захлебывалась им и жадно его вдыхала, не смиряясь с ролью жертвы в этой летней вьюге эмоций. Ну и пускай он увидит всё, пускай даже смутится ее не требующей доказательств, подтверждений и обоснований уверенностью в нем и во всем, что сейчас происходит с ними. С ними... "Это просто мазурка, всего лишь мазурка. Она виновата во всем, давай это возьмем за основу?"
Какой славный все-таки танец! Будто специально придуманный для того, чтобы они могли говорить так друг с другом без слов... Или - с ними...
Она обнаружила в своей руке цветок только тогда, когда вновь услышала его голос, как и прежде прокравшийся в душу теплым дуновением манящей опасности.
- Надеюсь, я не смущаю вас своей доверчивостью, - парировала тихо Катрин, прикрывая веки и отводя взгляд в сторону, чтобы не казаться бесстыжею хотя бы себе. "Калла... Он выбрал именно ее. Для меня... Чем же ответить ему взамен?"
- Конечно Катрин! Вы же - Мишель... - она смело и тепло улыбнулась ему прямо в глаза, не пытаясь более скрывать свои чувства.
Череда прикосновений, взглядов, поворотов головы, кружений (почти  объятий) и таинственных обменов (почти) ни к чему не обязывающими фразами - и мазурка закончилась так же внезапно, как началась.
"Боже мой! Почему так мало?!"
- Они что, сократили танец? - Кити удивленно оглянулась в сторону музыкантов. Она снова забыла про ужин и уже начала тосковать, мысленно прощаясь со своим кавалером и не зная, как дать ему понять, что у нее вполне себе может высвободиться котильон, если Владимир пойдет на уступку, почему бы ему, собственно, и не пойти на нее?

Отредактировано Екатерина Бороздина (2020-07-30 18:57:55)

Состояние Михаила Павловича также не укрылось от Катрин (он, собственно, принял ее вызов и ответил таким ураганом взаимности, что у барышни дух захватило и задрожал паркет под ногами), и вся жизнь в одночасье показалась ей скрупулезной, детальной подготовкой именно к этому дню, дню их судьбоносной встречи. Да, она знала, что нельзя так сразу обещать своим взглядом всё и сразу, да и не ожидала от себя побуждений к чему-то подобному. Она немым упреком в глазах заклинала юношу не лишать ее жизни насмешкой, оказавшись подлым обманщиком, о коих всегда предупреждали и прочитанные книги, и матушка с батюшкой. Катрин верила, что одного её желания достаточно будет для их обоюдного счастья, зачатки которого уже сейчас наглядно давали о себе знать. Что сказать ему, чтобы не спугнуть? Как оказаться именно такой, какая ему нужна, именно той, о которой он мечтал когда-нибудь в детстве или отрочестве, или на днях? Страх потерять его в следующее мгновение, как мираж, начал исподволь зарождаться в ее сердце. И Катрин, каждый раз решаясь на новое пересечение взглядов, с упоенной благодарностью впитывала в ответ лишь согревающую отзывчивость и трепетную деликатность, что не оставляло ей шансов уйти из этой истории невредимой. И это притяжение, исходящее от его пальцев, ладоней... Она растворялась в нем, не смея противиться. А еще эта восхищенная улыбка - ведь у нее такая же, верно? Наверное, они со стороны смотрятся очень... очень незащищенными?.. Надо бы поскорее спрятать их счастье от посторонних, чтоб не успели навредить сплетнями, домыслами, своим вездесущим мнением!... Но, завороженная его взглядом, Катрин вновь промахивается с "правильным" поведением и попыткой взять себя в руки и вернуть светский вид своему лицу и улыбке.
- Ах! - это почти обвинение задело Катрин за живое, и она смутилась до того явно, что едва не споткнулась в танце - благо, кавалер подхватил ее так же безмятежно, как и вел всё это время. Только потом Кити уловила в тембре его голоса и мерцании чего-то неожиданно тревожащего из-под ресниц хулиганский подвох, окончательно раскрывшийся в дальнейших пояснениях сего приговора, чуть не сбившего ее с ног. Он пошутил! Боже! Кити захотелось напасть на него с оплеухами за такие шутки! Но она сдержалась. Ее смешливое возмущение выразилось разве что в увлажнившихся от недовыпитой обиды глазах и в дрогнувших от резко сменившего эту обиду восторга губах, сжавшихся на мгновение в бледнеющий узелок. Кити только порывисто фыркнула, подняла на Мишеля сердитый взгляд (о, она очень надеялась, что он таки сердитый) и стиснула зубы, чтобы не сиять сейчас, как начищенная до блеска монетка. Встретив в ответ новую порцию нахального над ней торжества, она поспешила опустить веки и, наконец, позволила себе с жадностью задержавшего под водой дыхание пловца глотнуть воздух ртом, распустившись в этот раз согревающей улыбкой истинного удовлетворения.
- А вы озорник, Мишель! - всё же усмехнулась она, исподволь чувствуя, как нежно в этот самый миг партнер касается ее руки ускользающим, незначительным, но от этого не менее волнующим движением, от которого внутри содрогнулось нечто непознанное, подленько выскочив на поверхность кожи внезапными мурашками. Ее пальцы непроизвольно сжались горячим откликом этому невидимому для посторонних, но такому красноречивому жесту. - Что вы делаете со мной?.. - вопрос этот прозвучал так тихо и беззащитно, что, услышав себя, Кити вновь побледнела, теряя в лице всю радость и оживление. "Потому что если всё это - всего лишь насмешка, то одним только этим танцем я опорочила уже себя перед всем светом!"
Комплименты своей естественности и сравнение с кокетками в свою пользу, во время которых Катрин прилично потупилась, барышня проглотила, как целебное снадобье, призванное успокоить ее и вернуть ногам твердость. Но что это с Мишелем? Его взгляд вдруг затуманился каким-то болезненным воспоминанием. Уж не о той ли вдруг загрустил он, с кем только что сравнил юную дебютантку? Не имеет ли его суждение о женских ужимках и навязчивости вполне конкретное лицо и неразрывную связь с ним? Горьким уколом отозвалось в сердце это опасение, сразу выстроив в воображении девушки непреодолимые преграды на пути ее судьбы к его. Мишель сразу заметил появившуюся в лице своей дамы тревожность, а она сразу отозвалась на его немой вопрос объяснением:
- Ваша улыбка вдруг померкла... Наш разговор ушел не туда? - Неужели я тому виной? - тоскливо спрашивала она не вслух.

- Котильон? - переспросила Катрин, не веря своим ушам. - Он спрашивает меня про котильон?! Я не ослышалась?? - ее изумление этим вопросом не могло остаться незамеченным, и Катрин простодушно пояснила, понимая, что лучше не лукавить с тем волшебством, что творится сейчас с ними:
- Я только что загадала, чтобы вы пригласили меня на котильон! Вы читаете мои мысли??.. О, да! Я танцую с вами котильон, - пораженная своей радостью от того, что в его последней фразе не было вопроса, вымолвила Катрин, зажигаясь (и задыхаясь) поступающими безостановочно доказательствами того, что Мишель полностью разделяет все ее чувства.
"Ах, какой самоуверенный! - в душе посмеивалась она, упиваясь его попыткой сделать свой взгляд суровым и настойчивым. - А если бы я сейчас - да хоть в шутку - сообщила ему, что котильон занят?.. Что бы он стал делать?" - хитренькие искорки загорелись в ее зрачках, когда Катрин элегантно разворачивалась, неспешно возлагая на предложенный локоть свою узкую ручку.
- Вы знакомы с Вольдемаром Лихаревым? - начала она издалека, борясь с извечным стремлением своей подвижной мимики выдать заранее все ее замыслы. - Я видела, как вы общались.
Отведя свою даму в боковую гостиную к одному из одинаково сервированных круглых столиков с тремя стульями по его окружности, Мишель отодвинул для нее стул и задумчиво начал снимать перчатки. Катрин дождалась, когда он сядет напротив, и тогда только сняла свои.
- Три стула, - почти шепотом, чуть подавшись вперед, констатировала она очевидное. - Как вы думаете, подсядет к нам кто-нибудь еще или оставят в покое? - она с азартом готового шкодить котенка зыркала глазками по гостям неподалеку, приняв этот маленький подвох от устроителей бала и ожидая в якобы нечаянные сотрапезники хоть маман, хоть брата, хоть кого другого из родственников, жадных до поздравлений и всякого рода вопросов. - Ах, гляньте! - Катрин веселым взглядом указала на компанию слева. - Там собираются ужинать вчетвером! Вы готовы одолжить им наш лишний стул?
Когда подали консоме, Мишель сходу заговорил о круассанах, временно введя Катрин в некоторое смешливое недоумение: ах, ну да, она же весь вечер только и делала, что танцевала и едва успевала остужать себя двумя-тремя глотками лимонада и шампанского. Ни о каких чайных десертах ей и подумать было некогда, хоть слюнки и текли на проносимое тут и там мороженое. Но неужели он заметил, что она ничем не перебила себе аппетит до ужина? Неужели следил за ней весь вечер, как она не смела и мечтать даже в самых смелых своих фантазиях??
- В Василькове? Это где?.. - какое-то знакомое название. Где она его слышала? - Хм... - Катрин задумалась, как ответить на следующий вопрос, аккуратно раскладывая на своих коленях салфетку и косясь на аппетитно дышащий паром бульон перед собой. - Да каждый раз по-разному, знаете? Как настроение подскажет. Вот например, вчера я весь день мечтала отведать крем из саго с мараксином, а сейчас, после того, как отдам должное этому ароматному консоме, возможно, вознамерюсь напробоваться этих ваших круассанов, если мы найдем их здесь, а также мороженого с шоколадом и непременно ягодным сиропом!
Она была похожа сейчас на обычную девчонку-сладкоежку, из тех, что сидят на таких балах в отдельно отведенных для малышни комнатах и краем глаза подглядывают за взрослыми, когда удается сбежать из-под опеки нянек и гувернанток, едва не причмокивала от удовольствия и задорно поднимала пальчик, уверенная в добром (и даже более того) расположении своего кавалера.

Дыхание предательски сбилось, когда Мишель ответил на рукопожатие своим. Катрин поняла, что это она спровоцировала его дальнейший натиск, а значит все последствия - на ее совести. Что делать? Смутиться? Отринуть прочь горячие надежды? Или идти напролом к заветной цели, так явственно сияющей прямо перед глазами? Выбор не велик и предрешен заранее, но Катрин всё еще хочет осознавать свое право на принятие решений. Она испуганно опускает тень ресниц себе на щеки: не углядел ли Мишель в ее нечаянном, необдуманном жесте намека на вседозволенность и легкомысленность хозяйки этой глупой руки? Неопытность столь близкого общения с посторонними юношами дала о себе знать жестоким укором совести: она позволяет себе лишнее, это все скажут, это скажет матушка! Начав понемногу задыхаться от панических поисков выхода из собственноручно выстроенной западни, Кити не заметила, как задышала ртом и поняла это только тогда, когда сглотнула, ощутив сухость в горле. Взгляд из-под бровей, брошенный украдкой, ничем не выдавал смелости - напротив, едва ли не извинялся.
"Кошка?" - щеки девушки вспыхнули, она неловко поджала губы и, через паузу, с трудом проговорила:
- Уж не охотницей ли за вами вы посчитали меня, Михаил Павлович? - гадкое пятно кляксы преждевременного подозрения растеклось в душе у барышни, и она, сама не ведая о причинах этого, вдруг перешла на русский. Пытливый взгляд ее словно хрустел каменной крошкой, корябал обидой, желчь от которой тенью наотмашь брызнула в сердце.
Впрочем, загадочный вид кавалера, с которым он произносил эту злополучную фразу, заронил недоумение в ее голове и временно приостановил крушение Екатерины, она добавила уже совсем другим тоном, но снова по-русски:
- Или вы играете со мной в кошки-мышки?.. Если это так, то какую роль вы отвели для меня? - она уже защищалась, приобретая металлические нотки в оборонительных позициях интонации.
Во всяком случае, она точно не воспринимала всё происходящее с ней здесь и сейчас игрой. А если и так - то, может быть, игрой воображения? Катрин действительно задумалась, углубившись в себя и внимательно сверяясь своими догадками со взглядом Мишеля.

- Вы? Оступиться? - Катрин даже улыбнулась, так неправдоподобно звучала в ее голове возможность Михаила быть неловким в танце, ведь он вёл ее лучше всех предыдущих кавалеров, включая брата и самого учителя танцев. Он был легким, почти невесомым, как ангел или демон, или ветер, или огонь... Но главное - он уверил ее, что всё в порядке, и он не осуждает ее ни за что.

- О, я просто видела, что вы общались, и... - она вдруг осеклась и не стала договаривать мысль, озвучившую бы ее кратковременное наблюдение за Владимиром. - О, мы и есть добрые друзья, Мишель! - о Володе Кити говорить было легко, как о старшем брате или сестре. - Он родной брат второй жены моего дядюшки, Петра Львовича... - она было собралась и о первой жене дядюшки поговорить, да только к чему это сейчас? - потому и не стала, снова прервав себя на вдохе. Вместо этого она сказала:
- Мы дружим с самого момента помолвки Вареньки и Петра Львовича, я во всем доверяю ему, как родному брату.
Даже о нашей с вами встрече обязательно поговорю с ним!.. - конечно, не договорила она.
- О, господи, Мишель! - Катрин тихонько рассмеялась, не сдержав удивленный возглас. - Какие еще "договоренности!"
Ей было поистине весело воспринимать Володю иначе, чем верного товарища и брата лучшей и нежнейшей из тетушек. - Не думаю, что Володя даже шутки ради замышляет что-то подобное!
Впрочем, то, как говорил с ней об этом Михаил, не могло остаться без внимания барышни. Его отношение к этому деликатному вопросу закружило Екатерину Андреевну новым витком надежд и зажгло на ее лице такую благодарную и счастливую улыбку, которой, наверное, давненько не освещались стены бальной залы киевского губернатора.

По удивленной реакции Михаила Катрин поняла, что неправильно выразила свою мысль о Василькове.
- Вот сейчас, когда вы напомнили, я, кажется, поняла, откуда знаю это название. Это что-то, связанное с собраниями у дядюшки в Каменке, куда часто приезжает с визитами Сергей Иванович Муравьев-Апостол с товарищами?.. Если так, то я, действительно, слышала о нем, но совершенно не интересовалась. А должна была, видимо, раз вам известно, сколько малины растет в Василькове... - и Катрин заинтересованно взглянула в глаза Михаила, ожидая ответа на свой не-вопрос.

Что-то детское появилось в глазах Мишеля, когда он слушал ее гимн сладостям. Катрин это раззадорило еще больше, и она, улыбнувшись его мечтательным взорам, в которых явно читалось любование ею, так сильно льстившее ей, горячо воскликнула:
- Ах, отчего мы все взрослеем? Я бы с удовольствием навсегда осталась маленькой и говорила бы с вами вечно о круассанах и мороженом, не опасаясь мнения окружающих о том, что из наших с вами речей является хорошим тоном, а что нет!
Вот вы говорите, что украли бы для меня это мороженое! А разве это не подвиг для мальчугана? И разве было бы предосудительным смело и с удовольствием принять в дар ваш подарок, честно сворованный из кухни?! - Катрин даже продемонстрировала, с каким гордым видом приняла бы она такой подарок, будучи маленькой озорницей, под стать такому другу. И кто бы мог осудить нас за такое баловство?.. Ну, разве что, слегка и со смехом бы пожурили и лишили конфет на сладкое... А сейчас - посмотрите на них? - Катрин обвела напряженным взглядом потенциальных клеветников и завистниц. - Все будто мечтают потопить нас с вами за излишнюю откровенность и веселость.

И вдруг, будто в пику ее рассуждениям о прелестях детской жизни - это его заявление о море...
Которое бы ей подошло. Это... Это было даже сильнее того памятного взгляда Александра Сергеевича. Это было так похоже на правду, на его нечаянные мысли вслух, что Катрин утонула в колдовском привороте Мишеля, как была, с улыбкой изумления от внезапного признания на устах. Ее глаза чернеют, наливаются растекающимися в самый край радужной оболочки зрачками, она не в силах оторваться от этого чарующего напитка - его вкрадчивого голоса, будто бесстыдно извлекающего ее суть из оков условностей и прочего comme il faut. Что-то обжигающе жадное поселилось в этот миг в ее животе и затянуло в свою бездну безропотным потоком все ее мысли, до этого хаотично перескакивающие в голове с места на место.
Всё стало мягким в лице Катерины, даже плечи безвольно осели, лишая привычной горделивости ее осанку.
Следующую реплику Михаила Катрин рассеянно пропустила мимо души: уловила лишь, что он извиняется в том, что едва не съел сейчас ее только что, как паук надежно увязшую мушку.
Что ж, стоило признать, что в ней не было ни единого желания (и умения!) сейчас охлаждать его пыл "мечтателя, вольнодумца и романтика". Она только и смогла, что от стыда за свою неспособность сопротивляться опустить глаза и просто начать дышать, снова.
- Я, - с трудом выговорила она, спустя добрых полминуты давящей тишины, повисшей между ними, - я... просто не знаю, что следует отвечать на подобные... комплименты...
Катрин закусила губу. Даже представить себя семилетней девочкой - ее спасательный круг в любых непонятных ситуациях - не получилось.
- Не буду лгать - вы, действительно, смутили меня до глубины души... И сейчас я не пойму - знобит меня или бросает в жар. От стыда или... Или чего-то хорошего?.. Если оно хорошее.

Отредактировано Екатерина Бороздина (2020-08-13 23:25:26)

По реакции Михаила Павловича Катрин поняла, что ошиблась и, возможно, даже обидела человека. Его искреннее удивление и смешок обескураженности испугали ее так, словно эта ошибка была роковой. Но ее растерянности не суждено было прожить дольше одной музыкальной фразы. В следующем же па Мишель подхватил свою партнершу настолько смело и властно, что ее смущение приобрело совсем иные краски. Это было похоже на соперничество в детской игре. Катрин показалось, что с ней играют в поддавки, но лишь до той поры, пока ведущий не решит, что пора выигрывать. Это предположение, призванное стать для нее сигналом к тотальному отступлению, неожиданно для самой Катрин смелым аккордом задело уснувшие на время этого безумного штурма струны ее характера, не лишенного авантюризма. Так что к тому моменту, как Мишель вполне оправился от первого потрясения и, ожидаемо вслед за многими в этом зале опустившись на одно колено, поднял на нее глаза, наполненные уверенной и спокойной улыбкой, Катрин сама перестала бояться и его, и себя. Нелепости? - Пускай! В конце концов, это ее первый опыт, и она просто обязана быть собой, чтобы понять, что можно и что нельзя делать на этом скользком пути.
- Не это? - вторит Катрин, утопая в своих впечатлениях от его прикосновений и, не желая быть обнаруженной в этом бесстыдном занятии, снова отводит взгляд в сторону. Она честно старается сосредоточиться на его словах, но терпит фиаско и снова безропотно заражается его откровенной улыбкой.
- Кошки, мышки... Я совсем запуталась, Мишель! - чуть не со смехом шепчет она. - Знаю только одно: с ролью жертвы я точно не соглашусь, но и образ охотницы примерять на себя не собираюсь. Мне проще так... Как вот с вами, например...
Катрин пообещала себе подумать об этом как-нибудь потом, после бала, без внимания к себе этих очень уж жарких глаз. Сейчас она в сумбуре своих мыслей и чувств признавала себя в описанной схеме Мишеля скорее вторым вариантом, но докладывать об этом молодому офицеру вовсе не входило в ее планы.

- О... Правда? Но я не так часто бываю с мама у дядюшки. Всего раза три или четыре Василий Львович приглашал при нас гостей-литераторов, как называет их матушка, - на этой фразе Катрин начала искать глазами Сергея Ивановича, впервые попытавшись примерить к нему это наименование и мысленно столкнувшись с осознанием того, что вряд ли представляет себе его стихотворные изыски. Может быть, он прозаик?
- А вы тоже... кхм... пишете стихи? - по изменившемуся выражению лица собеседника Катрин поняла, что попала впросак, выявив свою некомпетентность в вопросах происходящего в фамильном имении ее матушки, и представила себе, какой, должно быть, глупышкой она теперь выглядит в его глазах!
- Во всяком случае, нас с Мари не посвящают в то, что обсуждается на таких собраниях... - покрываясь пунцовым румянцем, пролепетала графиня и, стараясь, загладить впечатление, добавила с жаром:
- Вас бы я там точно заметила и... не... забыла.
Это было уже совсем чересчур. Куда теперь ей смотреть, чтобы не казаться навязчивой "коше-мышью"???

Как хорошо звучало из его уст это "мы"! Он соединил их в одно, и это было будто их тайной, которую надо сохранить ото всех, которой хочется делиться только друг с другом и защищать от каждого третьего.
- О, поверьте, я думаю, до этого не дойдет! - улыбается она с благодарностью. Катрин уверена, что ни он, ни она не делают и не сделают сегодня ничего предосудительного. - Я верю в вас даже больше, чем в себя.

Ему хочется улыбнуться, но лицо не слушается Катрин, и она просто не отрываясь смотрит в глаза напротив, когда официант меняет их тарелки. До боли, до слёз. Итак, она не улыбнулась - а значит, не ответила ни нет, ни да, ведь она и правда не знает, что за чертовщина начала твориться с ней от его взгляда. Само сравнение ее с морем безумно льстит, но те слова, которые Мишель использовал для этого, невольно перекидывают Катрин на три года назад, когда ей, неоформившейся еще девчонке, или в шутку, или всерьез приписали мифические свойства морской русалки. Недаром и ее следующий бальный костюм ассоциативно связан с водяными нимфами... Кстати, на него бы и перевести тему, ведь Мишель смущен не меньше Катрин! Но Мишель хватается за бокал напротив, и Кити синхронно повторяет его движение, наконец-то опускает глаза, пытается прийти в себя от открывшегося ей сейчас смутного желания испытать свое любопытство предположением, что же было бы дальше, если бы не эти гости вокруг. От возможного замирает сердце, теряется нить реальности, сознание выскальзывает из-под контроля.
О, да, шампанское охлаждает. Но так ненадежно!..
- Ну что вы? - парирует Катрин, поддавшись его озорству, мелькнувшему в глазах болотным огоньком приманки. И нет, она не будет допивать бокал. И так слишком пьяна от одного его присутствия рядом! - Кто говорит о проблеме? - уголки губ ее тоже неровно подпрыгивают в сдерживаемой улыбке, а брови вспархивают удивленно вверх. - Или сомневается в ваших манерах, привитых достойнейшим воспитанием? - ей понравилось не опускать взгляда. Что он там говорил о кошках?
- Хах, не стыд всё-таки? Значит, бесстыдство? - Катрин приподнимает свой отпитый на четверть бокал, чтобы хрустальный звон отразил это мгновение в звуке. Проигрывать или выигрывать в новой опасной игре Мишеля? Что больше нравится Кити? Трудно сказать. Пожалуй, счет, обозначенный Мишелем, ее устраивает полностью. Что же дальше? Сладкий проигрыш или сомнительная победа? И можно ли и того, и другого, поровну и без конца? Как бы ей хотелось, чтобы он и дальше так смотрел на нее... И отводил взгляд первым, застигнутый врасплох, как тогда Пушкин... ах, да!
- Кстати, о море... И о чудесных совпадениях... Вы случайно не получили приглашение на бал-маскарад в честь именин великой княгини Александры Федоровны?

За то короткое время, что они рядом, Катрин уже успела сложить в своем представлении некий опыт общения с этим красавцем. Его откровенный взгляд волновал ее несказанно, притягивал к себе всё ее существо и не позволял лгать ни себе, ни ему. Радость от того, что все ее мысли и чувства, судя по всему, находят полное отражение в его ответных эмоциях по отношению к ней, сводила с ума и заполняла собой все уголки сознания. Хотелось петь ему дифирамбы, говорить о своей любви или просто молчать и пить, пить без конца его совершенно сказочное появление в ее душе.
Но они были в обществе - а общество не допускало наличие чудес в своих строгих рамках. Поэтому Кити не смела, не могла, не умела позабыть про матушку, сестру, их отца, всех их общих знакомых, включая Сергея Ивановича, со странным вниманием наблюдавшего за Мишелем и его дамой в этой мазурке. Все взоры, перешептывания, все мысли, направленные к ним двоим, легким шипением отзывались в ее чутком сердце, отскакивая от него дразнящими брызгами шампанского, пьянили, как оно же, и так же щипали нос озорством и дерзостью.
Конечно, Катрин знала, что тоже не лишена привлекательности, но всё же под светом его очей ей стало страшно вдруг обрести печать какого-либо несоответствия его представлениям о ней. Почему вот он смотрит так восхищенно? Что именно в ней хорошо для него? А что врагом-невидимкой притаилось в глубинах ее личности и может разлучить ее с ним? Никогда прежде она не задумывалась ни о чем подобном, всегда и для всех была хороша или по крайней мере удовлетворительна, а тут будто вдруг возвелась в превосходную степень и теперь должна нести за это ответственность. Нет, она не отказывается от нее, просто боится не справиться и всё испортить.

- Манифестов? - теперь пришла очередь удивляться Катрин. Ух, как много эмоций неожиданно вызвало у нее это слово. "Манифест" - это же целый трактат "бунтарей и якобинцев", это же что-то совсем остросюжетное, запретное и свободолюбивое... Что-то, что как нельзя лучше подходит к его лицу, улыбке и искрящемуся морозными звёздами блеску в глазах. - Мерзляков, Алексей Федорович, - медленно повторила Катрин, что-то припоминая из разговоров папиных друзей на литературных вечерах в Кучук-Ламбате. - Ох, кажется, он у нас и бывал, в Крыму... Если я правильно помню. Он же из "Общества любителей российской словесности", верно? - неуверенно проговорила она, стыдясь своей не достаточной осведомленности в данном вопросе. - Вот он точно стихи писал! - с улыбкой насмешки над собой хмыкнула Катрин. - Но я, хоть убейте, не вспомню сейчас ни одно, - Катрин немного скокетничала: она догадывалась, что Мишелю вряд ли сейчас интересно экзаменовать ее чтецкие навыки, но было занятно, что он на это ответит.

Катрин благодарила Бога в этот миг за то, что Мишель не сделал акцент на ее признании, а обернул его в шутку.
- Да неужто? - подхватила она. - Настолько вы звучный оратор? Мы с Мари вообще-то не подслушиваем разговоры товарищей папа и дядюшки!
Салат из ершовых филеев с маседуаном дразнил своими ароматами едва утолившую свой голод консоме Катрин, поэтому она, не мудрствуя лукаво, принялась его есть, хотя бы затем, чтобы в нужный момент опускать веки под благовидным предлогом: уж очень страстно смотрел на нее временами ее визави. Но вот настал момент, когда она пожалела, что у нее во рту непережеванная пища. Мишель подтвердил с лукавым прищуром, что всё, что они делают сейчас - ужасное бесстыдство! Подтвердил ее игривое предположение! В шутку, конечно, но поперхнуться было чем. Катрин, распластав под шеей свои длинные пальцы, кашлянула раз, другой, а потом и вовсе заставила себя проглотить филейный кусочек не измельченным, после чего в притворном возмущении весьма доходчиво ощетинила на виновника своего пассажа все свои черные разлапистые ресницы. Только подрагивающий подбородок под суженными до состояния белесой ниточки губами при внимательном наблюдении выдавал ее желание расхохотаться всласть.

- Хм, - не сразу отвечает Катрин, неумело пряча улыбку в ямочки на щеках. - Что именно в моих словах выдало мою страсть к секретам?.. - они снова пересеклись яркими, как солнечные блики на реке, почти запретными для этих стен взглядами. - Страшную?.. Ох, боюсь, что именно страшную тайну я не смогу не выдать своей нянюшке! Я очень пуглива и сама по себе наполнена несметными полчищами всяких страхов, так что давайте не самую страшную из вашего арсенала, ладно? А там посмотрим, сохранится она у меня или нет... - она смешливо склонила голову набок и испытующе воззрилась на кудрявого красавца напротив, прикусив губу, чтобы улыбаться не так широко, как привыкла среди родных, а в рамках приличий, предписанных ее представлениями о высшем обществе, которому надо бы приглянуться сегодня, как бы сложно это теперь ни казалось. - Однажды?.. - подначивает она его снова, ничуть не смущаясь его движением к ней, а напротив, делая встречное, чтобы ему вдруг не показалось, что она только и умеет, что краснеть и бледнеть в умело заготовленные им моменты.

Что-то в его зрачках дрогнуло холодом, когда она спросила о приглашение на бал в Петербурге. Любопытство, разбуженное этим наблюдением, погнало мысли Катрин в сторону недавних обсуждений маман и батюшки, касаемых частых гостей Василия Львовича, суть высланных и разжалованных за какие-то незначительные нарушения офицеров. Всё это наложилось на "манифест" и "страшную тайну" и обратило Кити из забавляющегося котенка в человека, умеющего слышать важное.
Настроение Михаила Павловича тоже резко потеряло в игривости, даже голос стал глуше и ниже, то есть, еще привлекательнее. Ага, ну как же. Посещать балы они не могут по указу императора. Что же он делает в таком случае здесь? Не иначе, как выполняет страшно таинственное поручение главы государства по ее совершеннейшему очаровыванию. Нет, ничего не скажет Катрин по этому поводу, только едва заметно прищурится в ответ и дрогнет бровью, ведь дальше в его речи последует признание, ради которого можно и позабыть все предыдущие выводы и умозаключения.
Ему жаль! Ему действительно жаль, что он не едет на бал-маскарад! А ей-то как жаль... Выражение глаз Катрин мгновенно наполняется разочарованием во всем первоначальном замысле. Как же так? Она так радовалась этой возможности, и вот теперь вся эта вожделенная поездка - к разлуке с тем, кого едва обрела... Разве так справедливо?
Не успела Катрин кануть в уныние, как, незамеченным за новым витком переживаний, ее пальцев  коснулось движение Михаила Павловича. Ее взор прояснился, удивленно вспорхнув навстречу искренней тревоге возлюбленного, и она едва слышно ахнула, дрогнув губами, но не пальцами. Пальцы, онемев от неожиданного прикосновения, замерли, притянув к себе всё сознание Кати. Он же должен сейчас одернуть руку, правильно? Она не должна же делать это первой? Он ведь случайно... Он ведь помнит, что они без перчаток?
- Я... - он всё еще не убирает своих теплых пальцев. Этого делать нельзя. Совсем нельзя. А он делает! - Да-а... - растягивает Катрин, не до конца веря происходящему. Нет, она должна всё-таки убрать руку первой. Ах, почему же ее не научили тому, что делать в таких ситуациях, чтобы не обидеть того, кто так нравится!? - Соб..бираюсь... - Катрин не смеет поднять глаза, шепотом договаривая последние звуки и, наконец, мягко освобождая свою руку из блаженного плена.

Отредактировано Екатерина Бороздина (2020-08-22 00:13:53)