- Вот уж в чем можете быть покойны - Орлов прислонился плечом к колонне, удерживая Ольгу за руку, словно ненавязчиво пытаясь отвлечь ее внимание от уходящей Голицыной. Кончик ножен брякнул по беленому камню. - Не думаю, что в этих прудах водится что-либо достойное ухи. Разве что лягушки.
Уходящая вниз тропинка среди густого парка, похожего на лишь слегка облагороженный лес, пестрела яркими платьями прогуливающихся дам, звенела смехом детей и лаем маленьких собачек, и это зрелище было далеко не тем, ради которого он сорвался сюда. Не любил Орлов светских раутов. И это рафинированное дефиле, называемое "пикником на природе" вызывало разве что досаду.
Хотелось другого. Не расшаркиваний и до зубной боли надоевших обсуждений общих знакомых. Не изящного флирта в окружении десятка жадных ушей, улавливающих каждое твое движение, чтобы потом всласть обсудить с другими общими знакомыми. Не анекдотов, не обмена любезностями и не пустопорожних гладко прилизанных фраз "на все случаи жизни", которыми так и сыпали все вокруг.
Хотелось тишины.
Хотелось побродить с Ольгой среди почти девственной природы полузаброшенного парка.
Хотелось ее общества, и ничьего больше. 
В конце-то концов, не так уж часто удавалось урвать время для того, чтобы провести с ней время. И тратить его на все тот же светский раут, на сей раз в природных декорациях, он не намеревался.
- Поглядите лучше туда. - он указал в другую сторону. С другой стороны павильона не было аллей. Там был густо заросший пологий склон, по которому спускалась едва приметная тропка, временами скрывавшаяся под куполами плакучих ив. По другую сторону поднимался такой же склон, и тропинка, очевидно, вела к лощинке меж ними, по которой, судя по доносившемуся оттуда журчанию, протекал ручей.
- Как вы относитесь к тому, чтобы спуститься туда? Могу попытаться отыскать там пару диких груш, если вам действительно хочется отведать местных фруктов. Могу даже отловить нескольких лягушек для голицынской ухи - он выжидательно вздернул бровь, но в его темных глазах плясали золотинки не отразившейся на губах улыбки.  - Хотя не поручусь, что результат будет вкусным. Очень уж на любителя это блюдо.

- Уху из них не пробовал, врать не буду. Да и не варят такой, это всего лишь анекдот. - безмятежно отозвался Алексей, помогая девушке сойти по склону, и тщательно следя за тем, чтобы поблекшая от августовского солнца трава не скользила под маленькой туфелькой - Зато лапки лягушачьи, жареные в кляре - пробовал, и не раз. Весьма лакомое блюдо, хотя забавно было смотреть, сколько среди сослуживцев моих оказалось людей, не в меру впечатлительных. Подавляющее большинство вообще отказывалось пробовать сей чужеродный деликатес, а некоторым, которым его скормили, не пояснив предварительно, чем угощают - становилось по-настоящему дурно. Хоть на вкус они ничем не отличаются от той же перепелки, и было бы с чего поднимать вокруг них такую суету. Все-таки предубеждения, в который уже раз имел случай убедиться - куда сильнее, для большинства, нежели собственный реальный опыт. Люди видят не то, что видят а то, что хотят увидеть. И верят тому - во что хотят поверить, а не в то, что настойчиво демонстрируют обстоятельства. И вот вам наглядный пример...
Они уже спустились в овраг, и, спрятав в усах лукавую полуулыбку, Орлов подвел девушку к левому мосту.
- Поглядите-ка. Как по виду - обычные мосты. Украшены резьбой, с довольно странным выбором мотива, но все же. Да и овраг не столь глубок, чтобы была в этих мостах насущная необходимость. Так, каприз архитектора, если вам интересно мое мнение. Но вот именно с этим оврагом, и этими мостами, связана престранная история. Не слыхали?

Отредактировано Алексей Орлов (2020-07-30 23:56:59)

- Баженов? - Орлов рассеянно поглядел на упомянутые "послания в камне", силясь припомнить, кто это вообще был. Вспомнил - какие-то толки связанные с масонами, нечто довольно туманное, а потому не заинтересовавшее его в свое время настолько, чтобы запомнить эту информацию.
О масонах Алексей знал ровно столько, сколько любой аристократ столичного воспитания - то есть весьма немного действительных фактов, и целое море домыслов и толков, приписывающих сему обществу все, что угодно - от мистических ритуалов, взывающих к древним тайнам до глобальных планов завоевания мира. Он был бы не прочь поинтересоваться поглубже этими самыми пресловутыми древними тайнами, все-таки интересно - насколько все это правда, но дальше поверхностного любопытства дело не шло. Разумеется, он знал о том, кто был отец Ольги, но и это знание оставалось для него как-то в скобках. Все-таки, в этом мире было слишком много ясного и конкретного, чтобы искать тайны происходящего в полумистических шепотках и тайных обществах. Проблемой было не некое абстрактное мировое господство, претензии на которое молва приписывала масонам. Проблемой был, в свое время, конкретно Наполеон. И война с ним тоже была вполне конкретной штукой. Так что если Орлов и заинтересовался бы, хоть на минуту этим флером таинственности, то разве что из праздного любопытства. Историю вершили не тайные общества а открытые люди. Армии и государственные деятели. Да и в жизни его для праздности времени было не слишком много.
В конце концов, он, быть может и взялся бы расспрашивать Ольгу о том, сколько вообще правды во всех этих толках но - во первых, не сейчас, а не ранее того момента, когда они будут уже не первый год женаты. Слишком глубоко касается эта тема ее семьи, чтобы позволительно было совать в нее нос, не вросши, предварительно, в эту самую семью всеми корнями. Во-вторых же, он не раз слышал о том, что женщины в масонские ложи не допускаются, и информация им не разглашается. Так кем же надо быть, чтобы расспрашивать девушку о тайнах, которые от нее хранятся? 
Зато о других тайнах он, временами, поговорить был весьма расположен. И тайны эти манили именно тем, что были тайнами от всех. Не существовало некоего общества, посвященных в таинственное, что сопровождает жизнь, и не было этого ощущения надуманной "посвященности" одних и вопиющего невежества других. И, как следствие - снисходительного пренебрежения "избранной касты" к непосвященным, и наоборот, взгляда "снизу вверх" на этот круг избранных, как относились массы к тем же масонам. Ему была интересна лишь мистика никем не познанная, и кое-какой опыт встречи с неизъяснимым возбуждал жгучее любопытство. И, хотя историю, которую он собирался рассказать, сам он воспринимал не иначе, как очередной анекдот, но была и в ней нотка непонятного.
- Нет. Про это мне ничего не известно, но я не раз слышал про то, что вот об этом самом овраге говорили много странных вещей. - ступая по неровным камням, прижимая одной рукой ножны к бедру, чтобы не мешались, а второй - аккуратно ведя Ольгу, Орлов спустился еще ниже.
Здесь лежала густая тень, отбрасываемая обоими мостами на дно оврага. Солнце перешло зенит и под низкими каменными арками сгустилась тень. Несмотря на жаркий день, здесь было почти прохладно, а из-под ближайшей к ним арки тянуло затхлой сыростью и слежавшейся прошлогодней листвой. Он слегка понизил голос.
- Говорят, что еще во время постройки этих мостов, на строительстве происходило много непонятных событий. Исчезали стройматериалы, не раз оказывалось, что свежая кладка, уложенная рабочими с вечера, наутро оказывалась расшатанной, словно пролежала здесь много лет и раствор успел выкрошиться от сырости. Как водится, прежде всего заподозрили воровство, и стали оставлять сторожей. Так вот, сторожа эти, проведя здесь по нескольку ночей, либо запивали, либо начинали проситься на другой участок. Их меняли, но новые, через несколько суток тоже начинали нервничать и просить перевода, а то и вовсе отказывались выходить на дежурство в ночь. Подобное нерадение было не из тех, что решаются высокими инстанциями, и строители пытались решить их сами, однако, слухи поползли. И было в этих слухах разное, очень уж многие за это время успели побывать сторожами, и все они, на разные голоса и в разных формулировках, сбиваясь и путаясь говорили о странных событиях, происходящих здесь по ночам. Почти все они клялись, что видели здесь непонятные тени. Невысокие, сгорбленные, быстро перемещающиеся, переговаривающиеся тихими, утробными голосами на непонятном языке. Тени, похожие чем-то на людей, но людей, словно бы растворенных и вылепленных из сгустков темноты, в которой светились лишь белесые, ничего не выражающие глаза.
Орлов помолчал, чтобы тишина, после его тихих слов, показалась Ольге зловещей. Она и вправду чем-то и была таковой. Здесь почему-то не слышно было даже вездесущих птиц, и тишину нарушал только шелест травы и ветвей низкорослого кустарника, пробивающегося под рассохшимися камнями в основании старой кладки. А потом продолжил, все так же тихо, нарочито неторопливо
- Строительство, в конце концов, было закончено, но дурную славу это место все же не потеряло. Более того. Крестьяне из окрестностей, уже даже не подозревали, а уверенно свидетельствовали о жутких уродливых черных карликах с пронзительно-белыми глазами, и длинными руками, цепляющимися за траву, коие появляются тут по ночам. Долгое время, одними слухами дело и обходилось, до тех пор, пока слухи не получили доказательство более вещественное. А именно - некая молодая женщина, вошедшая на мост с наступлением темноты, оступилась на вершине арки, оперлась о парапет - видите, как он низок, а потом... Возможно она потеряла равновесие, возможно - имело место злодеяние и ее кто-то столкнул. Но наблюдавшие оттуда - он указал на второй мост - прогуливавшиеся люди - клялись, что видели, как белый силуэт женщины, перевалившийся через парапет, полетел вниз с моста и... исчез, не долетев до дна оврага. Словно растворился в темноте под аркой. Это произвело впечатление взорвавшегося снаряда. Дотоле подспудно тлевшее недовольство крестьян обратилось в бурю. Как водится, похватали они вилы да факелы, да рванулись все сюда, проучить эту неизвестную нечисть, которая теперь уже не просто пугает шевелениями, а еще и принялась людей похищать. Они излазили весь овраг, проверили каждую трещину, никаких карликов из черноты не обнаружили, но и.. упавшей женщины тоже не нашли. Ни живой, ни мертвой, ни раненой. Даже следов приземления ее под мостом, примятой травы, сдвинутых камней, обрывков одежды на остриях... ничего. Обследовали и склоны, и лес вокруг. И не нашли ничего. Словно сама она, и ее падение было лишь коллективной галлюцинацией свидетелей происшествия.
Орлов искоса поглядел на свою спутницу, с тем особенным прищуром, с которым рассказчик чего-либо дает понять, что имеет нечто добавить в продолжение, но продолжать не стал, любопытствуя ее реакцией на уже сказанное

Отредактировано Алексей Орлов (2020-08-02 23:56:40)

- Вот так и не нашли. Но после... - Орлов не договорил. Внезапное рычание заставило его развернуться на месте, машинально схватившись за эфес сабли, но буквально через секунду мгновенно вспыхнувшая настороженность сменилась облегченным смехом.
- Ох ты, господи. Поди ж, нашла время выскочить.
Он отпустил руку Ольги, мягко шагнул к собаке и присел на корточки, протягивая открытую ладонь. Дворняга, прижавшая уши, попятилась от этого движения, но, поощренная тем, что неизвестный вроде бы не проявлял агрессии, и любопытством от новых запахов, несмело подошла ближе, и потянулась носом к руке.
- Вот бедняга. До чего же тощая...
Под колтунами слежавшейся, перепачканной и взъерошенной шерсти проглядывали ребра, выпирающие, как шпангоуты недостроенного корабля. Морда с вислыми ушами, ткнувшаяся мокрым в ладонь, была несчастной до невозможности. Осторожно, не делая резких движений, чтобы не спугнуть собаку, Орлов охлопал себя по отвороту мундира и вздохнул. При себе не было ничего, чем можно было угостить несчастное животное. Ну кто, черт побери, придумал, что в мундирах нет обычных карманов. Впрочем, даже будь они в наличии, еда в них навряд ли нашлась бы.
Не вставая с корточек Орлов как-то беспомощно поглядел на Ольгу.
- У вас тоже при себе нет ничего съедобного, да?
Вопрос был риторический. Светские барышни не имеют привычек прихватывать с общего стола какие-то лакомства про запас. А если и имеют, то уж во всяком случае, ни в коем случае не должны в этом сознаваться. Да, собственно, и нечего было прихватывать - угощения Голицыны еще не накрывали.
Алексей осторожно погладил уродливую облезлую голову собаки и поднялся.
- Идемте. Надо найти что-нибудь, чем можно подкормить ее. Ну, или кого-то кому можно заплатить, чтобы за ней присмотрели. Жаль бедолагу.
И повел девушку по дну оврага к узкому и пологому спуску, по которому они, собственно и пришли.
Молчание он нарушил не сразу.
- Знаете, вся эта история, про крестьянские байки и исчезнувшую женщину... может быть и просто сказки. Кабы не одно происшествие, которое, уж совершенно точно, случилось в реальности, потому что слышал я об этом от своего отца. Вскоре после того, как слух об исчезновении женщины и "карательном рейде" крестьян из Баженовки достиг Петербурга. Императрица Екатерина питала интерес ко всему сверхъестественному, поэтому и прибыл вскоре в Баженовку некий инспектор, и не просто так, а лично уполномоченный Ее Величеством расследовать эти обстоятельства. Методы он применял, на его взгляд самые действенные - пытался докопаться до правды при помощи моченых в рассоле розог, при расспросах свидетелей происшествия. Но даже таким образом расспрашиваемые, крестьяне стояли на своем. Нечистая, мол, сила, демоны волосатые, женщина пропала и все прочее. Инспектор этот отправил в Петербург депешу, и застрял здесь на несколько дней, в ожидании ответа. И вот однажды поздним вечером направился он побродить по лесу. Набрел на эти мосты. А потом - видели его, бегущего через луг от этого леса к деревне. Орал дурным голосом, встречных расталкивал, с белыми от ужаса глазами и бледный до позеленения, от какого-то сильного страха. Даже запрягать велел знаками - не мог ничего выговорить. Заложили тотчас же, несмотря на ночь, и помчали в Петербург так, что аж камни из-под колес летели. Что он видел, или что слышал? Что его так напугало - неизвестно. Насколько я слышал, он не рассказывал об этом никому, да и с должности почти сразу же отказался, уехал невесть куда. Императрица, к слову, заинтересовалась причиной такой паники. Прибыла сюда спустя неполный месяц после поспешного бегства инспектора, в сопровождении целого отряда гренадер. Долго бродила по лесу, остановилась у этих мостов, на этом прогулка и завершилась. Прямо отсюда повернула свой эскорт ко дворцу и тогда же повелела "Срыть сии казематы!"

Каким чудом Алексей сумел удержаться от взрыва хохота - осталось неведомым ему самому. Вот так раз! Нет, конечно, он прекрасно знал, что Ольга далеко не так проста, как кажется со стороны. Знал, что и язычок у нее подвешен как надо, и временами способен быть острей штыка, и отбрить может всякого, не выходя при этом из стандартного образа благовоспитанной барышни, и что авантюрная жилка в ней присутствует, несмотря на полное внешнее идеальное соответствие клише светской девицы. Но вот сейчас это оказалось неожиданно, и внезапно загорелось неожиданным весельем и азартом. Нет, это ж надо додуматься! Вместо того, чтобы попросту купить еды у самоварщиц, да или попросту подойти и попросить у Амалии Карловны пару ломтей ветчины - устроить такую авантюру! До него не сразу дошло, что все это - попросту от растерянности и неловкости. Ну как же, не полагается ведь благовоспитанной девице заводить речь о еде прежде чем всех позвали к столу. Более того, даже и за самим столом полагается сидеть с отрешенным видом, с безучастной элегантностью поигрывая вилкой. И уж боже упаси проявить интерес к угощению, или, совсем уж безнравственно - кушать с аппетитом. Не полагается! Полагается быть воздушной и не от мира сего, точно питаются барышни исключительно стихами да музыкой, и подобными приземленными материями как удовлетворение физиологических потребностей вроде еды - никоим образом не замараны.
Так что просто взять еду из корзинки - немыслимо! Ведь Амалия Карловна неизбежно начнет судачить, что дочка Жеребцовых-де, дурно воспитана! Боже, ну до чего же смешны и нелепы все эти придуманные условности, которые бедняжкам соблюдать приходится!
И к чему приводит, если девушка все-таки не вписывается в эти зефирные рамки, предписанные "хорошим тоном"?
К краже ветчины из корзинки для пикника!
Восхитительно!
И на умоляющий взгляд Ольги Орлов лишь заговорщически подмигнул. Его глаза аж искрили в предвкушении развлечения. Он слегка отстал, позволив Ольге уйти вперед - наклонился, вроде бы счищая пучком травы налипший на сапог комок земли, и поглядывал снизу вверх на Ольгины маневры.
Однако! Она и вправду расстаралась, отвлекла Сциллу и Харибду, карауливших вожделенную ветчину, так, что лучше и желать было нельзя.
И момента удачнее выискать было бы трудно.
Мягко ступая по траве, держась за сложенным верхом экипажа, чтобы тот постоянно оставался между ним и уходящими девушками - Орлов продвинулся к расстеленной на траве скатерти, заглянул в вынутые из экипажа корзины, и во второй по счету и узрел искомое. А именно - два подкопченных оковалка, по полфунта каждый, завернутых в бумагу и перетянутых бечевой. Выделил он их, среди прочих свертков по жирным пятнам на бумаге, да потыкав пальцем, для верности. Не стал возиться, попросту вытянул один из них, да и опустил внутрь своей треугольной шляпы, перевернув ее предварительно султаном вниз, и устроив на согнутом предплечье, будто бы от жары.
Девушки же, тем временем, успели отойти лишь на несколько шагов. За ними Орлов и направился, сочтя, что незачем маячить на месте преступления. А так - будто его там и не было. Мало ли, просто мимо проходил. Да и окликнул сзади подходя.
- Ольга Александровна! Я, конечно, знаю, что фант надо исполнять самостоятельно, но давайте все-таки к его исполнению я вас провожу самолично?

- Пять - нахально подмигнул Орлов, выуживая бумажник из-за отворота мундира. - Заодно и сами чуток подкрепимся, за компанию. Запахи-то такие соблазнительные, согласитесь?
Вот уж не ожидал что от такой ерунды, как покупка пирожков можно получить такое удовольствие. Но какое же это было зрелище - благовоспитанная барышня, взращенная среди уже упоминавшихся правил хорошего тона и ограничений - попавшая в это царство gourmandises rurales, взволнованная, растерянная, радостно-возбужденная, казалось ему - она аж искрилась от этого непривычного приключения. Мало того, отсутствие постоянного контроля, и нарочитое снятие всех рамок благовоспитанности - в компании не брюзги-тетушки, которая будет пилить ее за чрезмерную живость поведения, не воздыхателя, в присутствии которого следует быть еще более воздушной и неземной, а с ним, который нарочито втягивал ее в нарушения этих самых рамок благовоспитанности, да еще и подчеркивал, что в своих естественных порывах и интересах она куда милее.
Наградой была секундная растерянность, а потом искорками вспыхнувший в ее глазах искренний смех.
Он теперь и сам оглядел импровизированные прилавки. Да-а, угощение - мечта солдата. Все-таки вот такая, простая деревенская кухня на его взгляд была куда вкуснее всяких разносолов, коие прочно заняли место в аристократических столовых, особенно после Заграничного похода.
- Та-ак. Добавь-ка, мать, ко всему еще кувшин молока, да кружку вон ту. Да знаю, что не на продажу она, но не пить же барышне из горлышка. Держи, думаю внакладе не останешься. - в пальцах блеснули серебром три монетки, и восхищенная торговка мигом исполнила просимое, еще и добавив в благодарность еще два пирожка с чем-то неизвестным. Еще и кружку сполоснула из бадьи с водой, которую держали для самовара, да горлышко кувшина затянуть бумагой да обрывком тряпицы обвязать вокруг не поленилась.
Сложив кружку и сверток с пирожками во всю ту же шляпу (судя по всему, после этого пикника назавтра же придется срочно заказать новую), зажав ее подмышкой, вооружившись кувшином, и предложив Ольге свободную руку Орлов отправился в обратную дорогу. Он поглядывал на нее с откровенным весельем.
- Собственно говоря я не против и из горлышка молока попить, но все-таки риск. А ну как прольется? Как бы вы объяснили Варваре Михайловне белые подтеки на платье?

- Лучше подержите это - Орлов, предварительно высмотрев более ли менее ровный участок, поставил кувшин на землю, а девушке протянул шляпу, припасы в которой помещались уже "с горкой" и плотный фетр с подкладкой уже ощутимо растянулся. Последнее его, впрочем, не заботило.
Избавившись, таким образом, от своей ноши, он пнул пару камешков, скидывая их с намеченного места, снял мундир, расстелил его подкладкой вниз на земле, устроив нечто вроде коврика для пикника, забрал у девушки шляпу, помог ей сесть, и только после этого установил шляпу рядом с нею, у края мундира на земле, как некий импровизированный поднос.
- Знаете самое главное солдатское правило? В любых мелочах уметь устраиваться с максимальным комфортом. Мелочи это и есть то, что определяет качество нашего бытия. К чему же стоять на ногах и неудобно балансировать с этой кучей гостинцев в руках, если можно...
Не договорив, он, отцепил саблю, чтобы не мешалась, крякнув, уселся рядом, подогнув одну ногу под другую, и уложил саблю рядом.
- Ну-сс, теперь можно и к делу. Побудьте-ка хозяюшкой для нас, Оленька, а я пока и займусь нашей хвостатой протеже.
И, подмигнув Ольге, он покопался в шляпе, выудил из-под свертков с пирожками завернутую ветчину, и с десяток секунд смотрел на нее в задумчивости.
- Определенно, я начинаю терять хватку и предусмотрительность. А ведь мог бы догадаться прихватить какой-нибудь нож. Впрочем... - он щелкнул пальцами вместо вопля "эврика". Похлопал по отвороту, вынул спички, и в несколько секунд пережег бечеву, стягивавшую сверток.
Собака, все это время непонимающе, опасливо и заинтересованно наблюдавшая за ними издала невнятный звук, нечто среднее между писком и скулежом, и затопталась на месте, не решаясь напрямую тыкаться в людей и, тем более, в дразняще ароматные лакомства.
- Сейчас, сейчас девочка. - не оглядываясь на нее, отозвался на этот скулеж Орлов, примеривая брусок на ладони. - Такое бревнышко тебе не разгрызть. Будешь по кусочку его лохматить, в грязи попутно вываляешь, с голодухи слишком торопливо заглотаешь и впрок тебе такое не пойдет. Надо по-нормальному.
Хорошо сказать, по-нормальному, а как? Полуфунтовый брусок ветчины был и вправду не слишком удобен для коротенькой дворняжьей мордахи, а нарезать было нечем.
Нечем?
Ха! Как бы не так.
Орлов положил ветчину обратно в шляпу, чтобы не изгваздать ею мундир (шляпе-то уже все равно терять было нечего), и извлек саблю из ножен. Потом достал носовой платок, свернул его вчетверо, обернул вокруг клинка, примерно на ладонь от острия, чтобы ловчее было держать и не порезаться, и, получив, таким образом, нечто вроде довольно неудобного, массивного, но все-таки ножа, принялся нарезать ветчину на ломти, и по одному, тут же, по мере нарезания, протягивать псине.
Та, поначалу, побаивалась брать угощение из рук. Первый кусочек пришлось ей бросить.
Несчастное животное кинулось на подачку, и буквально мгновенно проглотило, не тратя времени на обычное для собак "жевание" - (перехватывание куска пищи зубами несколько раз, для наиболее удобного расположения этого самого куска во рту перед проглатыванием). Второй Орлов подбросил уже ближе к себе. Третий - просто положил на землю рядом с собственным коленом. А четвертый уже предложил собаке на открытой ладони, и, на этот раз дворняга взяла угощение с руки без малейших колебаний.
Алексей дождался, пока она проглотит и его, осторожно погладил костистую голову с возбужденно-умильно прижатыми ушами, и продолжил свое занятие, время от времени с улыбкой поглядывая на Ольгу. Историю своей сабли он ей не рассказывал, да и не знал, разбирается ли она в оружии, но сам по себе факт нарезания ветчины белым булатом золотой сабли Аустерлица повеселил его чрезвычайно.

- Прошу. - Орлов, не только не удивился ее просьбе, а, словно просиял. Лицо его никогда не отличалось живостью мимики, никогда не умел он ослепительно улыбаться на манер большинства молодых офицеров, зато в такие вот моменты, когда лишь едва заметно приподнимался уголок плотно сжатых губ - в глазах словно вспыхивали солнечные зайчики, и удовольствие, радость, все то, что обычно выражает улыбка, у него отражалось в глазах, разбегалось лучистыми морщинками от глаз, пряталось в лукавом прищуре век. Вот и сейчас смотрел он на Ольгу аж лучась удовольствием. Ну, право, разве не чудесна была ее удивительная открытость, это доверчивое простодушие, которое он принимал как драгоценный дар доверия, удивительный и редкий. Разве есть на свете еще хоть одна такая? Без наигранной манерности, без этой, насквозь фальшивой жеманности и подчеркнутой, искусственной утонченности, которую прямо-таки излучали почти все девицы ее возраста.
Долгие годы ни одна женщина не тронула его сердца. Да, бывало, особенно по юности, волочиться за разными, а, бывало, и за двумя-тремя одновременно. Да, случалось и много позже, оказывать знаки внимания, и получать за это приятные часы свиданий в интимной обстановке. Да, бывало. Но и... все! Ни на одной ему и в голову не приходило жениться. А вот Ольга чем-то запала в душу. С того самого бала, на котором он, пробираясь меж танцующими, едва не был сбит с ног налетевшей на него парой, и в надежде избежать столкновения, наступил ей на ногу. Ее ехидный, веселый, без намека на жеманность, беззлобный, но острый как бритва мгновенный ответ на его вялое извинение мгновенно заинтересовал, вызвал любопытство: ну-ка, что тут у нас за языкастая такая?
Он посватался, даже не спросив, предварительно у Ольги согласия. Было любопытно посмотреть - какова будет ее реакция. Результат его не разочаровал - девушка, ни на йоту не выходя из пределов вежливости, все-таки ни на секунду не притворялась ни польщенной, ни недоступной - как это часто, он знал, делали другие. Не пыталась изобразить внезапно наступившую влюбленность, не жеманилась, и не изображала вдохновенной тоски, которую так любят изображать девицы, нахватавшиеся этого во французских романах, во всех случаях, когда случалось героине быть насильно отданной замуж без любви.
К слову, от сватовства его многие отговаривали, упирая на предыдущую помолвку Ольги, распавшуся по никому неизвестным причинам. Уже одно то, что в Петербурге (!) случилось что-то остаться никому неизвестным - уже было нонсенсом, и весьма подозрительным, по мнению большинства. А уж  причине ходили настолько невероятные слухи, что пересказ большинства, буде произнесенным вслух, вполне тянул бы на повод к дуэли.
Сейчас же, сидя рядом с нею на траве, и протягивая ей дольку ветчины, по-походному, наколотой на острие клинка, он был непередаваемо, тихо счастлив. Вспоминал в который уже раз, ту маленькую лекцию, что прочел в свое время Великому Князю Никола о природе любви, и понимал, что был тогда - совершенно, безо всякого сомнения прав.
Именно такая и сидела сейчас рядом с ним. И он знал, что именно с нею рядом хотел бы он стареть. От нее хотел бы иметь детей. И ее теплые глаза  хотел бы видеть в своем доме, возвращаясь домой.
- А саблю вручили за сражение при Аустерлице. - он крякнул, и извинившись, переменил позу, чуть вытянув ногу и оперся на локоть, так, что оказался теперь полулежа. Хоть и лечился он после множества своих ранений изрядно, и последствий большинства из них, по возрасту самого расцвета сил, пока еще не ощущал, но вот разрубленное некогда до самой кости бедро начинало ныть, оказавшись в неудобном положении, да еще под нагрузкой неловкой позы. Продолжил не сразу. В памяти один за другим всплывали эпизоды, слышался звон сабель и в благоухание трав, казалось вплетался пороховой дым, и такой яркой и странной казалась страшная круговерть той бойни из которой он с большинством своего эскадрона лишь чудом вышел живым - здесь, сейчас, в глухом уголке мирного парка, где тишину нарушали лишь голоса птиц и отдаленные голоса играющих детей. Заговорил медленно, подбирая слова, максимально осторожно. Непривычно было говорить с женщиной о войне, к тому же, он не знал, насколько нежно воспитана Ольга.
- Если вкратце - то я был одним из тех, кто прорвал оборону французского линейного полка и прикрывал отход ребят, захвативших их орла. А потом мы же выводили из капкана кавалергардов. Но... - Орлов поднял голову и сощурился, испытующе глядя на нее снизу вверх - Дело было довольно жестоким. Не принято обычно такое рассказывать дамам.. Вам и правда интересно, или вы спрашиваете, чтобы доставить мне удовольствие?

- Ну, значит потом - легко согласился Орлов, у которого сейчас было куда больше поводов нежиться теперешней идиллией, чем вспоминать детали кровавой бойни Аустерлица. Поводов этих было множество - начиная от прозрачной синевы чистого неба и глубоких теней спасавших глубину оврага от жары, и заканчивая тем сладким мгновением, когда Ольга впервые назвала его по имени. Правда мгновением позже радость слегка омрачилась, она, хоть и с опозданием, все же добавила отчество. Черт, а ведь только обрадовался! Ну ничего, случится же когда-нибудь. Стоило поразмыслить над тем, как бы подтолкнуть как-нибудь к тому, что пора бы уже и поопускать отчества, ведь не первый месяц уже помолвлены. Хотя, по чести говоря, дурацкие правила света редко предоставляли такие вот возможности побыть наедине. В лоб, что ли, сказать? А так вообще делают? Но момент был упущен, она продолжила говорить, а потом мысль сбила собака.
- Э, нет, теперь хватит. Этот мне. - он отобрал у Ольги очередной пирожок, пока собака пыталась съесть первый. Получалось у той не очень - собачьи зубы не приспособлены для жевания, а проглотить пирожок целиком было не под силу. Поэтому псине пришлось ткнуть пирог в землю, наступить на него лапой, и пытаться отхватить от него кусок. Пирожок раза два из-под этой лапы выскальзывал, и дворняге все приходилось начинать сначала, а Орлов, тем временем разделывался с изъятым пирожком, с веселым прищуром глядя на Ольгу снизу вверх.
- Пожалейте псину. Она с голодухи только что ведь полфунта ветчины умяла. Нельзя так много сразу после голода, впрок не пойдет. Не давайте сейчас ничего. Она убедится, что больше ничего не дают и отправится к щенкам. Теперь-то ей будет чем их покормить, а остальное мы ей принесем чуть попозже, когда то, что она уже съела в желудке уляжется.
Пирожок оказался с курятиной, и, действительно, очень вкусным, но Орлов не особо оценивал вкусовые качества, а откровенно любовался девушкой. Ну наконец-то, здесь, в стороне от гостиных, он видел ее настоящую. И теперь с удовольствием впитывал прямо-таки излучаемое ею светлое и легкое, то, чему он не знал названия, но которое ощущал всем своим существом.
Смотрел, как она пьет, откинув голову назад. На выбившуюся из прически прядь волос, на показавшуюся на шее трогательную голубоватую жилку. Улыбнулся, отвечая на ее улыбку, нашарил свободной рукой носовой платок в нагрудном кармане того самого мундира, на котором они устроились, благо тянуться было недалеко.
- Рад, что вам нравится - почти шепнул, едва заметно улыбаясь, не отрывая взгляда от ее глаз. Приподнялся на локте, потом на выпрямленной руке, и осторожно, словно боясь спугнуть бабочку, поднес руку с платком к ее лицу. Тихонько, самым уголочком промокнул "усы", да так и остался, словно притянутый к ней. Платок упал на мундир из разжавшихся пальцев, когда его ладонь осторожно погладила ее щеку, и едва заметно продвинулась дальше, скользя пальцами по щеке, едва касаясь пальцами под мочкой уха. Мягкое, осторожное движение, чтобы не испугать девушку, не спугнуть колдовскую власть тишины и птичьих трелей, тогда как сам видел только ее глаза. И в его собственных блеснули золотистые искорки, когда так же осторожно и медленно приподнимаясь все выше, он коснулся губами ее губ.