За что Бог посылает ему такие испытания, Николай предположить не мог, однако верил и искренне молился, что посланное и его семье - необходимость и часть великого промысла. К восьми часам, когда решимость Николая не оставила камня на камне от противоречий среди членов Совета и генеральских эполет, он приказывает государственному секретарю Оленину собрать всех членов Совета, не преминув отметить, что туда же прибудет и Михаил Павлович со столь важнейшим манифестов от Константина. Опережая то ли события, то ли свою собственную осторожность, еще днем Николай утверждает форму его собственно манифеста, исправляя дату на оном на 12 декабря. Число, когда все решилось, когда послание от Ростовцева позволило Коле принять этот нелегкий выбор. Решено. Назад уже пути не было, вот он прощается с грустью с инженерным училищем, сам сомневаясь, пошлет ли Господь ему милость вернуться завтра в эти стены. Но медлить, ждать когда заговорщики обнаружат себя более было нельзя, на кону стояли не просто жизни детей и супруги, но сама Империя.
Дождаться Михаила было не суждено, время мучительно убегало сквозь пальцы, ожидавший в Зимнем совет начал волноваться и роптать, перешептываясь о длительности ожидания. О, если бы у него было время, даже сутки в запасе могли решить многое, но у метавшегося, словно загнанный зверь в клетке, Николая не было и часа. Декабрь подгонял сутки за сутками, часы спешили отсчитывать время наступающей глубокой ночи. Не имея ни каких известий от брата, Николай решается выступить перед Советом сам, без братской поддержки, ощущал огромный страх и наваливавшуюся  лавину ответственности. Плечи под эполетами сами невольно опускались, едва Коля оставался один, нерешительность боролась с долгом, который указывал на единственный выход. Если и был в этом некий промысел Божий, то он подводил его сейчас к семье и давал понять, что иной поддержки у него никогда не будет. Как мог изо всех своих сил он выказывал самообладание при Александре, улыбался ей весь день, однако, опасаясь посвящать ее в дела, что нынче творились за стенами Зимнего. Он видел в источник сил, но источник этот и сам мог в любую минуту зачахнуть, настолько ранимой и уязвимой казалось ему Шарлотта. Послушный нынче в бытовых вещах,он ел, пил, хотя и не ощущал вкуса еды, лишь бы Саша не мрачнела. Он пытался беседовать с ней на отвлеченные темы, но их прерывали многочисленные посыльные, доклады о том, что для великих и нужных перемен все готово. Гвардия присягнет к девяти утра, завтра. Все будет решено, оставшись в воспоминаниях супругов страшным сном. Коля хотел бы, чтобы Шарлотта вовсе была далека, с детьми, ради ее же блага.
К полуночи, когда Михаил так и не вернулся, ждать дальше уже не имело смысла, Николай распорядился, что начнет чтение в совете по правую руку от секретаря, а после по его разумению пересядет на место председателя, оставив подле себя стул для Михаила. Он хотел бы запомнить этот миг, как момент великий и важный для себя, но чтение Манифеста оказалось делом сложным,голос дрогнул, а дыхание перехватывало. Строки дрожали, Николай делал паузы, прислушиваясь к окружению, давая ему осознать, кто предстал перед Советом. Нынче он начал с "моего императорского высочества", а оканчивался чтение стоя, равно как и весь Совет, налагая на себя титул верховной власти. Разошлись после чтения рескрипта от Константина, полученного дня ранее, на часах было более двух ночи, но спать абсолютно не хотелось. На утро, к семи, должен был присягнуть Сенат, следом гвардия и Николай не представлял себе, что будет делать, если что-то пойдет не так. Слово свое он сказал, осталось дождаться удара заговорщиков, а которых предупреждал в письме своем Ростовцев.
- Ты не устала? - он и рад был бы стащить с себя тесный мундир, облачиться в мягкий домашний халат и упасть на мягкую кровать, но пружина, что сжалась задолго до этой ночи, не позволяла Коле расслабиться ни на минуту. Лишь в присутствии жены он словно бы выдыхал и давление в груди спадало. Прижавшись в объятиях к Саше, он ткнулся ей в плечо, зажмурившись, словно желая, как в детстве, прогнать непрошеные страхи. От нее пахло розами и чаем, успокоительными каплями и их детьми. Бедная, славная его девочка, она не достойна этой грязи. Коля сильнее обхватил Шарлотту, так и застыв.
- Все решено. Неизвестно, что ожидает нас. Обещай мне проявить мужество, и если придется умереть, — умереть с честью,- он устало, тяжело упало перед ней на колени, целуя ладони и кутаясь в их нежности лицом. Нет, он не сдался, лишь минутная, вынужденная слабость, как передышка в этой бесконечной скачке. Если не она, то никто, никто в целом не свете не спасет его сейчас.
- Я люблю тебя. Знай, что ты мои силы и моя опора. Молюсь Богу за то, что он послал мне тебя и наших детей. Я просил бы тебя уехать к детям, быть  с ними...но ...я слаб, настолько слаб, что не могу отпустить тебя. Прости меня...Шарлотта, прости, - зашептал Николай, словно молитву в нежные руки, которым дарил поцелуи и вздохи. Не страшно, пусть жена видит его таким..слабым, растерянным, сбитым с толку. Он перед ней открыт.

Коля не стал говорить о позднем приезде Михаила и о том, какие важные документы он привез. Может быть, после он расскажет об этом, если останется жив. Но не сейчас, когда малейшее вмешательство в это призрачное затишье в их жизни, могла разрушиться. Он не хочет, чтобы Александра запоминала эти ужасные часы, невольным творцом которых стал, но раз Бог так повелел, Николай сделает все, что в его силах, чтобы Шарлотта, его маленькая пташка, не знала всей ужасающей полноты картины.
- Я люблю тебя, влюбляясь снова и снова..словно в первую нашу встречу ,- встал с колен, Николай не удержался, прикоснулся к едва заметно подрагивающим губам своими губами, оставляя немое заверение в полнейшей преданности своей супруге. Вот оно, счастье, иного Николя не ждал, мечтая о семейной радости еще тогда, в 1815 году, когда гостил у герцога Орлеанского. Он все эти годы свято верил, что это тот идеал, к которому стоит стремиться. А нынче не верил ни своему счастью, ни своим глазам и ушам, наблюдая, как его хрупка, невесомая Шарлотта даровала ему эту милость.
- Тебе подарили прекрасную прическу с...- Коля долго всматривался в письмо от детей, Сашиной рукой то было нарисовано или рукой дочки, но у нарисованной супруги на голове красовались цветы всех цветов радуги, обильно осыпая ее голову. Николай улыбнулся, провел по написанному карандашом пальцами, с грустью понимая, что в эти часы он обязательно целовал спящих детей и лично поправлял одеяло, если удавалось высвободиться из уз обязанностей. Как сказать Александрин теперь, что теперь уже и так ясно - дети их в бОльшей опасности, чем думается, а сам Николай колеблется между отправкой их в Павловск или Зимний. Незнание количества и сил бунтовщиков, но знание их намерений и планов пугали и делали сильным Николая одновременно. Он перебирал сейчас все детали, малейшие нюансы, на которые он мог повлиять, напоминал себе о тех превентивных мерах, способных переломить ситуацию.
- очень похоже на клумбу у матушки в Павловске... рядом с фонтанами, помнишь, куда упал Саша?   это сейчас им смешно, а тогда , летом, когда семилетний наследник престола оказался в воде, все перепугались не на шутку. Отложив письмо с рисунком на видное место, Николай устало сел на край кровати, провел по мягкому шелку покрывала рукой, рассеянно вспоминая, что не ел целый день. Желудок с ним согласился, издав протяжное громкое урчание.
- надо поесть,- виновато признался Коля, расстегивая петли на мундире и распутывая галстук. Не хотелось впускать в их уединение ни фрейлин, ни слуг, но приносить дополнительные хлопоты Александрин казалось чистым кощунством.
- тебе надо отдохнуть. Не буди никого, я помогу сам...,-  подозвав жестом руки к себе Шарлотту, Николай со знанием дела окунулся в сражение к тесьмой и узелками в туалете супруги. Не удержался. Нарушил порядок, потянув за узорчатую маленькую шпильку, высвобождая локоны из причудливой прически.
- они отросли, - какая ирония, жизненная и необходимая. Иные неприятности и беды в судьбе случаются лишь для того, чтобы мы обращали внимание на истинные ценности, которые в привычном ритме жизни ничего уже не значат. Поцеловав знакомый изгиб шеи, Коля охотно зарылся носом в мягких волосах, слушая сердце любимой.

Он неохотно отпускает Сашу, знает,та не угомониться, будет пытаться накормить,облегчить хоть как то опостылевшее для них двоих положение. Коля прикрывает глаза, всем сердцем желая оказаться сейчас сильнее, чем эта хрупкая женщина, но у него плохо выходит. Руки подрагивают и выдают страх, волнение и принятие участи. Такое же чувство одолевает солдат и офицеров перед решающим боем, когда барабанная дробь отмеряет последние минуты их жизни? Николай от навалившейся усталости рухнул в подушку носом, вслушиваясь в шорох где-то там, в смежных залах, опасаясь сам не зная, чего. Выставленный караул ему верен, но так же верны были и те, кто оборвал жесткого жизнь его отца. Коля зажмурился, стискивая под собой подушку, словно сминая непрошеные воспоминания. Разве он просит так много у Бога? Разве невинные дети и их матери должны оплачивать по чужим счетам?
- Саша...я хочу, чтобы ты знала. Я не могу доверять своему окружению до конца, ты и дети - единственное, что мне дорого,- Коля с трудом подбирал слова, понимая, что малейшее очередное потрясение может сказаться на здоровье его супруги. Чтобы не говорили ему медики, а третьи роды не могли пройти бесследно для Шарлотты. Хрупкая с виду, та оказалась сильной духом, но даже Николай понимал, что сердце любящей женщины и матери слабеет в своей зависимости от той самой любви. Вся сила духа, вся стойкость, которая Александра щедро делилась с ним, имели свое начало в детях и в их отношениях. Даже страшно помыслить, что станется с ней, если они потеряют детей.
Николай помедлил, встал с кровати, всем видом показывая свое отчаянную решимость исполнить то, что задумано. Но он робел сказать это вслух матери своих детей.
- Знай, что я готов перевезти детей, едва опасность станет ощутимой. Сюда, в Зимний,-  обронил тихо Николай, рассеянно рассматривая взволнованную супругу отчужденным взглядом. Ему и самому не верилось, что жизнь их детей и наследников нынче может быть поставлена на карту, но история Романовых диктовала свои условия. Не чурались в дворцовых переворотах и интригах ни возрастом наследников, ни их полом.
- Ты и без меня всё понимаешь, Саша- не просто наш ребенок, -  Николай оборвал сам себя на полуслове, не желая торопить время и тем самым кликать беду. Им двоим и без того ясно, что их ребенку суждено унаследовать трон. Понятно это стало с самого первого дня жизни Александра Николаевича, до вот только оба супруга избегали открытых разговоров на эту тему. Может, в тайне надеялись на Михаила и Елену?
В двери тихонько постучались, принеся наскоро собранный ужин, прерывая горькое молчание супругов. Коля усадил настойчиво Шарлотту в кресло поближе к камину, а сам поспешил забрать у лакея тяжелый поднос, буркнув удивленному служаке:
- я сам..сам..поди спать, -кое-как отвоевав съестное, Коля примостил все на столике, за которым совсем недавно Саша читала книгу. Под медными, до ослепительного блеска, начищенными крышками лежала буженина, ломти сыра и причудливые корзиночки с паштетом.  Это было странно,а ощущение неправильности не покидало Колю. Положенное им отчаяние и страх уступали место обычным потребностям желудка, но доведется ли утром провести хоть сколько то времени вместе, Николай не знал.
Он разлил чай по чашкам, придвинув ближе к Саше ее любимое блюдо, заботливо подложив несколько маленьких подушечек под спину жены.
- Правильно ли я поступаю? Может быть, я ошибаюсь, да только никто не скажет этого ? - о фарфор жалобно звякнула ложка, Николай выдохнул, разглядывая одинокие чаинки в своей кружке и опасаясь, что Саша сейчас осудит его.