Тоньше, тоньше
Смелее, смелее
Кап-кап ниточка от края до края
И не больно, это плохо, что не больно
Это значит, я, наверное…
[indent] Тридцать одна вина... Именно такое число значилось в следственном деле бывшего подполковника Черниговского пехотного полка Сергея Ивановича Муравьёва-Апостола. Триста двадцать восемь листов, последние тридцать два - чистые.
[indent] - В штрафах был ли, по суду, без суда, за что именно и когда?
[indent] - Не бывал.
[indent] - Холост или женат и имеет ли детей?
[indent] - Холост.
[indent] - К повышению достоин или зачем именно не аттестуется?
[indent] - За возмущение Черниговского полка - недостоин.

[indent] "Обстоятельств, принадлежащих к ослаблению вины, кроме скорого и добровольного признания при следствии без улик, во всем деле о Сергее Муравьёве не оказывается."

[indent] Казнят всегда на рассвете. Должно быть, чтоб палачи, еще скрытые покровом ночи, могли без страха смотреть в глаза своим жертвам. Но июльские ночи светлые. В этом прозрачном сумраке не скроешься ни от пытливых пронзительных взглядов, ни от собственной совести, которая есть мерило всему, что совершается человеком, будь он простой солдат или император.
[indent] Пришли около двух часов ночи. Пора. Кажется, в Алексеевском равелине никто не спал в ту ночь. Да и как уснешь, когда со всех сторон слышится звон цепей смертников. Несчастные их братья, должно быть, до самой своей кончины будут слышать этот ужасающий звук.  Кандалы на руках и ногах. Как будто бы они смогут куда-то убежать. Идти тяжело и они спотыкаются едва ли не на каждом шагу. Таков он, путь на Голгофу? Сергей Муравьёв-Апостол со стоицизмом древнего римлянина готов был встретить смерть с твердостью, не унижая себя перед толпой, которая будет окружать их, встретить смерть как мученик за правое дело России, утомленной деспотизмом, и в последнюю минуту жизни иметь в памяти справедливый приговор потомства. Не этих ли жертвенных костров он жаждал, мучаясь и прозябая на краю света, вдали от цивилизации в уездном темном Василькове? Не к этому ли стремился всем своим существом? После ночной исповеди протоиерею Мысловскому Сергей почувствовал даже какую-то радость и спокойствие, воцарившиеся внезапно в его мятежной душе после благодатной минуты. И это дало ему сладостное упование, что жертва его не будет напрасной. А, значит, жил он правильно и ни в чем не раскаивается!
[indent] Они проходят по внутреннему двору тюрьмы. Откуда-то доносится музыка. Оркестр играет марши. С этими маршами Муравьёв прошагал когда-то пол-Европы в составе гренадерского полка во время войны с Наполеоном. Сейчас эти марши провожают его в последний путь. Сергей поднимает голову, чтобы в последний раз взглянуть в пасмурное серое небо столицы. В Василькове, должно быть, сейчас совсем другое небо: голубое, высокое и безоблачное.  Но над Петропавловской крепостью начинает накрапывать дождь, стекая по лицам несчастных приговоренных к высшей мере. Это хорошо, что дождь. Он позволяет всё еще ощущать себя живыми. Взгляд бывшего подполковника скользит по кирпичной кладке стен, по пустым глазницам зарешеченных окон. Вдруг взгляд встречается с чьим-то чужим взглядом сквозь решетку. "Прощайте, братья!" - беззвучно шепчут губы, прежде чем их начинают поторапливать конвоиры. Не терпится поскорее закончить со всем этим. Сергей позволяет себе усмешку. Он ждал полгода этой минуты, что ему какое-то лишнее мгновение?
[indent] Мишель, идущий чуть впереди, оступается, и Муравьёв с привычной готовностью подставляет руки, помогая дорогому другу не упасть, запутавшись в кандалах. В какой-то момент их пальцы переплетаются, и Сергей бережно придерживает понуро бредущего Бестужева под руку. Какая уже теперь разница, кто и что скажет, если счет их жизней идет уже даже не на минуты и часы, а на мгновения.
[indent] - Прости меня, слышишь? - шепчет мужчина, лишь сильнее сжимая в своих ладонях руку друга, - Прости, если сможешь.
[indent] Музыка доносится всё отчётливее. Видно эшафот совсем рядом. Сергей горько усмехается. Он слышал, как его сооружали весь прошлый день, но так и не взглянул на виселицу. Отчего-то вспомнилось старинное пророчество, которое он получил еще будучи совсем мальчишкой, безусым капитаном, когда войска праздновали взятие Парижа и все были опьянены этой победой и в плохое не хотелось верить. "Вас повесят", - короткое предсказание Марии Ленорман, которое Сергей не принял всерьез. Сейчас же хотелось расхохотаться. Вся его жизнь был лишь дорогой к этому самому эшафоту. Для них и правда сделали исключение. Смех норовит вырваться из горла вместе с истошным воплем отчаяния. Столько не сделано, столько еще мог бы... Но жертва не будет напрасной, начатое продолжат их дети и дети их детей.
[indent] - Всё не было напрасным, - шепчут обветренные губы, пока их ведут в какой-то сарай. Кажется, свидание с виселицей ненадолго откладывается.
[indent] Ах, нет, это не сарай, а маленькая тюремная часовенка, такая убогая, что ее нетрудно принять за складское помещение. Внутри царит полумрак и пахнет свечами. В церкви всегда благодать и спокойствие, но здесь нет ни того, ни другого. Нервное напряжение висит в воздухе, отдается от деревянных стен вместе с дрожащим голосом какого-то дьячка, служащего поминальный молебен. Когда в тишине звучит "Упокой, Господи, души рабов твоих Павла, Кондратия, Сергия, Михаила, Григория...", хочется не то неистово хохотать, не то биться в истерике. Но вся пятеро не делают ни того, ни другого, находясь в каком-то оцепенении. Сергей тихо молится, стараясь не слушать заупокойную молитву в их честь. Молится не за себя, но за брата, оставшегося теперь одного, за несчастных сестёр, за бедного отца, которому причинил столько горестей, за сидящих рядом друзей, некоторых из которых он едва знает, и, наконец, за Государя, на котором вечно будет эта печать убийцы, которую не смыть даже самой святой водой вовек. Рылеев и Каховский странно смотрят на него, но продолжают молчать.
[indent] Наконец, за ними приходят. Значит, сейчас. На пороге часовни Сергей встречается взглядом с Пестелем и как-то неосознанно протягивает ему руку, горячо пожимая ладонь полковника. Он не говорит ни слова, но его глаза всё объясняют безо всяких слов. Несмотря на все их прежние разногласия, Муравьёв рад, что они прошли через всё это бок о бок, и если потребовалось бы сделать это снова, то он бы сделал.
[indent] Дождь за то время, что они провели в часовне, кажется, только усилился. Неужто это сама природа оплакивает их? Но что им дождь, когда жить остается считанные мгновения. Но казнь снова откладывается. Говорят, нет ничего тяжелее, чем ждать и догонять. Их сажают на траву чуть поодаль от эшафота. Наконец-то они увидели её. Виселица возвышается светлым обглоданным скелетом на фоне темного столичного неба. А рядом большой костёр, в котором догорают остатки мундиров их несчастных собратьев, над которыми совершилась гражданская казнь, но которые всё-таки останутся жить, которые подхватят их песню и обязательно допоют ее до конца, когда уже никого из этих пятерых не станет.
[indent] Сергей привычным жестом прижимает к себе Мишеля, желая защитить его в эту тяжелую минуту, передать ему хотя бы частицу своей твердости духа, своей уверенности. В душе бывшего подполковника бушуют ураганы. Он всегда говорил, что не боится смерти, и если она придет за ним, то он будет готов. Но разве можно быть готовым к тому, что сейчас тебе на шею накинут петлю и через минуту... мир продолжит жить, как и прежде, но тебя в нем уже не будет. Сергей Муравьёв совсем не апостол и тоже боится, как и все, но об этом никто и никогда не должен знать. И не узнает.