Для Софьи Николаевны приезд в их фамильное имение Пушкина всегда был чем-то особенным. Она с тринадцати лет считала его одним из лучших поэтов Империи, преклонялась перед его талантом и отчаянно завидовала сестрам, так или иначе привлекающим к себе его страстное внимание.
"Нет! - горячо благодарила она Бога сразу же, как только успевала подмечать в себе всплески этого дурного чувства. - Он великодушен и милосерден! Он просто не смеет замечать меня так, как замечает их. Ведь он наверняка знает мою тайну и, уважая мою юность, мою гордость и честь, не позволяет себе смотреть на меня так же!" Так она думала тогда, путешествуя с ним с одной карете, ежедневно имея возможность общаться с ним, как с братом, и день ото дня, час от часу отказывая себе в этом опасном удовольствии.
Сейчас же, когда ни Элен, ни Катерины радом не было, когда Мари преобразилась в невесту, девушку, познавшую опыт глубокого чувства и, имея его, позволяющую себе поверхностную, светскую симпатию к кому бы то ни было, а Софи выросла в барышню на выданье, ее сглаженность, женственная природа, расцветшая к шестнадцати годам, к теперешней весне начала терять живость и блеск. Будучи четвертой в семье красавиц, Софи определила свою позицию, противопоставив себя всем остальным. Ее начали раздражать намеки на необходимость замужества уже сейчас. Ведь Алиону оберегают от этих беспочвенных надежд, она научилась мириться с ежедневным ожиданием смерти. Так вот и Софья ничем не хуже: ей так же, как и ее тепличной сестре, могут быть безразличны все эти балы, приемы, вечера... Все эти встречи под луной, все эти кавалеры, отношения, чувства. Бессмысленные и бесполезные по сути, лишь нарушающие священный покой и целомудренную сущность благочестивой барышни. И вот теперь, снова находясь рядом с объектом своего особого внимания (не интереса!), Софи уже не чувствует того страха и трепета, неуверенности и стыда, какие были с ней в детстве. Теперь вокруг нее будто невидимый щит снисходительного равнодушия ко всему, что связано с тем жизненным током, который влечет мужчину к женщине и обратно. Рано? Возможно. Но, может быть, это и есть ее преимущество перед остальными ровесницами, смущенно опускающими ресницы от любого прямого взгляда потенциального жениха в их сторону?
Она согласилась читать Лизаньку в прекрасной и смелой пьесе Грибоедова. Что ж, это честь для нее. Пушкин видит живой отклик от всех на его, как всегда, гениальную идею. От этого и весна ярче, и птичьи трели веселее. С другой стороны - столько прекрасных кузин вокруг, кто мог бы читать и Софью Павловну, и ту же Лизу. Но почему с первым же предложением роли обратились именно к ней, не рвущейся никогда к вниманию света? Софи отметила про себя еще тогда, как Пушкин удивился вопросу Саши, обескуражившему ее еще более, чем всех остальных. Спросить у брата, злой это умысел или нет, она не отважилась, решив, как обычно, осмыслить все самостоятельно прежде, чем досаждать кому-то своими страхами и предположениями. Что ж, даже если умысел и имел изначально сколько-нибудь лукавства или шутливости, серьезность Софи в подходе ко взятому на себя обязательству, по-видимому, расставила для всех возможно-сомневающихся точки над i, и к этому вопросу больше никто не возвращался.
Почитав снова пьесу самостоятельно, Софи уже сложила для себя первую версию происходящего в головах у девушек и готова была с радостью ей делиться со всеми, кто был бы согласен ее послушать. Поэтому, чуть поморщившись тому, что Мари перепрыгнула сходу к середине четвертого явления, "эгоистично, как обычно", решив остановить свое внимание лишь на том, что интересовало именно ее, Софья всё же исполнилась чувством искренней благодарности за то доверие, которым поделилась с ней старшая сестра, беря ее в советчицы в той области, в которой сама разбиралась наверняка лучше.
- Ах, Машенька! - по-простому обратилась Софи к Марии Николаевне, - да мне кажется, она тут вовсе и не искренно плачет. Да, напускает на себя плаксивый вид, чтобы опередить папеньку и внушить чувство вины, чтобы ему приходилось самому оправдываться, а не требовать объяснений у Софи, почему она вдруг ночей не спит и музицирует... Да тут еще и страх играет, что ее ночные встречи с Молчалиным вот-вот раскроются, вот тебе и слезы - слезы страха не перед батюшкиным гневом, а перед разоблачением заветной тайны!
Договорив последние слова из получившейся случайно пылкой речи, Софья осеклась и умолкла, поймав на себя всё тот же удивленный взгляд Александра Сергеевича, решившего подыграть им пока Чацкого, коль уж никто так и не осмелился взять на себя эту роль.

Отредактировано Софья Раевская (2021-04-05 18:46:30)

Нюанс капризности брызнул в глазах сестренки. Мари досадовала на что-то в ответе Софи, и Софи сходу не смогла определить, на что именно. Ей стало интересно разобраться в этом. Если Мари по привычке кокетничает с Александром, то она вряд ли и вслушивалась в слова младшей сестры, привычно посчитав ее выскочкой и зазнайкой. А значит, вся ее пламенная речь прозвучала с позиции Мари просто попыткой Софьи привлечь к себе внимание братьев и, конечно же, Пушкина. Причем, Пушкина в первую очередь, ведь именно его фраза замедлилась и оборвалась на полуслове, когда Софья договаривала свою.
"Неужели ревность?" - мелькнуло в голове Софьи Николаевны.
- Eh bien, bien sûr! Commencez à lire au début et vous comprendrez. N'est-ce pas? - обратилась она за поддержкой к мужчинам, прислушавшимся к их разговору. Взглянув в глаза Александра Сергеевича, Софи вдруг оробела и почувствовала, что начала краснеть. Опять она слишком многое на себя берет. Возможно, надо было подождать, пока сам литератор это всё объяснит Машеньке так, как надо. Возможно, что именно за тем она и задала этот вопрос. Но в ответном взгляде Пушкина, в его кратком, едва заметном поклоне она увидела не осуждение или насмешку, хоть он и улыбался ей, заверяя свое тихое "Oui...". Это был скорее интерес или одобрение, или... Господи, нельзя фантазировать себе лишнего! - осекла сама себя Софья и поспешно перевела взгляд на сестру.
- Что?.. Что я читала? - растерялась барышня, не поняв сути вопроса. Но когда Мари оглянулась, видимо, за подтверждением своих догадок, Софи уже сама начала раздражаться. Хорошо, что Мари потащила ее в сторону, хоть Софья поначалу вспыхнула от этого театрально заговорщического жеста и едва поборола в себе желание освободить свою руку. Ссориться с сестрой в присутствие Александра Сергеевича никак не входило в планы Софьи Николаевны.
- Господи, Мари! - полушепотом проворчала Софья. - Да когда я могла бы советоваться с ним? А просто почитать внимательно пьесу, как это сделала я, тебе некогда было?
Рукопись была у поэта в единственном экземпляре. Исполнители за эти несколько дней после прочтения Пушкиным пьесы, могли сами сделать себе копии своих реплик. Не исключено, что Мари просто не успела всё переписать, поэтому и оказалась не готова к сегодняшним чтениям. Что ж, у нее большая роль, это можно понять и простить. Но простить ее намеки на не остывшее с момента их совместного путешествия на Кавказ чувство она никак не могла.
- Зачем ты переводишь разговор? В чем обвиняешь меня? - вспылила девушка, стараясь не кричать. - Что я под предлогом интереса к пьесе ищу с ним каких-то личных встреч? Ты считаешь меня способной на подобное? В таком случае, знаешь ли, тебе незачем советоваться со мной относительно своей роли: ты никогда не поймешь то, что я могу сказать тебе, как никогда не сможешь понять мое отношение к жизни в целом! Впрочем, не думаю, что ты жаждала ответа именно от меня. Извини, пожалуйста, мою извечную наивность. Я только сейчас поняла, что ты не мне задавала свои вопросы. Моё присутствие было только предлогом для общения с более интересным собеседником!
Осознав, что последние две фразы она сказала уже в голос, и ее наверняка могли услышать мужчины, оставшиеся в беседке (они с Мари вовсе и недалеко успели отойти от нее за это время), Софи с вызовом обернулась в их сторону и, не дослушав последней фразы Машеньки, резко одернула руку, подхватила ею юбку и умчалась в глубь сада. Она увидела, как старший брат стыдится их начинающейся ссоры, а Николя вот-вот скажет что-то шутливое и ободряющее, отчего она и вовсе может расплакаться. Только на Пушкина взглянуть не посмела. Он-то точно уже пожалел, что доверил обе лучшие женские роли двум родным сестрам с их круглосуточным внутренним взаимодействием.
- C'est notre première dispute, messieurs! Cette œuvre dramatique ne laisse pas les gens indifférents, - вовсе не насмешливо произнес Александр Сергеевич, окликнув Софи голосом, в котором она снова уловила улыбку.
- Ne fuyez pas loin, Sophie! On a encore une répétition! - добавил он. Но Софи уже неслышно плакала свою обиду, затерявшись из виду, и клялась, что больше никогда не простит сестру и не вернется к этим репетициям.

Отредактировано Софья Раевская (2021-04-12 15:32:37)

Цветущие яблони, груши, сирень издавали непередаваемый запах по всему саду. Совсем молодая полупрозрачная на солнце зелень проникала своим светом в самое сердце и не разрешала душе унывать сколь-нибудь долго. А когда подул легкий весенний ветерок и сорвал с отцветающих вишен белоснежное конфетти их наивных нежных лепестков, Софи замерла на месте и, затаив дыхание, позволила ему осыпать себя этим ароматным благоволением. Слезы еще не до конца обсохли на щеках девушки, а она уже едва заметно улыбалась, стоя между деревьев и со священным трепетом впитывая в себя этот нескончаемый миг вишневого цветопада. Куда ни глянь - отовсюду лепестковая беззвучная метель, щедрая, безжалостно оголяющая зеленеющие ветви, покрывающая волосы, платье, траву ажурной вуалью только им с Софи понятного таинства.
"Ах, как жалко, что Александр Сергеевич не видит меня сейчас", - вдруг украдкой подумала Софи, представив, как она, должно быть, хороша теперь. Но тут, будто в ответ на ее загаданное желание, где-то позади раздался шелест веток. Софи насторожилась и поспешно вытерла ладонью следы соленой влаги на своем лице. И только тогда обернулась.
- А, это  ты!.. - в ее выдохе явно чувствовалось разочарование. Оглядев свою сестру одним коротким взглядом вскользь, Софи тяжело вздохнула, поняв, что с ощущением сказки пришла пора распрощаться: Мари явно пришла выяснять отношения и упрекать ее за то, что она вышла за рамки дозволенного в непростительном при посторонних проявлении эмоций. Она и сама бы себя сейчас в этом упрекнула, но Мари выглядела обиженной и на основании этого должна была высказаться первой: ведь это она ее нашла, а не наоборот.
Однако, Мари заговорила совсем о другом. Неожиданно она проявила деликатность и не стала ни в чем обвинять сестру. Решив поначалу слушать сестру, продолжая смотреть на колышущийся от рябящей белизны воздух, от первого же вопроса Мари Софи медленно перевела взгляд на нее и больше не отворачивалась, давая сестре закончить высказывание.
- Вернуться домой из-за того, что здесь Александр Сергеевич? - изумилась она последнему вопросу. - Неужели я так страшна, что он будет раздосадован, имея несчастье свидеться со мной ненароком?
Этот встречный вопрос не был ядовит или откровенно насмешлив. Напротив, Софья знала, что она не блещет в свете той привлекательностью, которой сполна наградила природа ее сестер. Но получилось все равно резко: Мари едва не закатила глаза, сдерживая горечь подкатывающего с новой силой раздражения. Софи решила смягчить ситуацию.
- Смотри, как прекрасен наш сад... Я не хочу отсюда уезжать. И вовсе не из-за Пушкина. - Из-за него в первую очередь я хочу остаться! - Я только что уверяла себя, что не смогу больше участвовать в постановке. Но огорчать его я не хочу. Да, конечно, на роль Лизы найдется много желающих. Возможно даже, он сам и предложит кого-то вместо меня, если мы снова начнем с тобой выяснять при нем, кто и в чем больше не прав.
Софи стала говорить вольнее, расправила плечи, ровней задышала. Ее бледность сменилась легким румянцем: обсуждаемая тема действительно волновала ее более всех остальных. Она привычным дамским жестом чуть приподняла подол платья и двинулась вперед, чтобы вернуться к дорожке. Возвращаться к братьям и литератору она еще, конечно, не собиралась, но дать понять сестре, что ее истерика закончилась и готова перерасти в конструктивную беседу, она считала для себя обязательным.
- Но... Теперь, когда я увидела, как природа далека от всего этого, как ей прекрасно без наших вспышек никчемных страстей и эмоций, я осознала всю бренность и тщетность моих попыток казаться умнее, чем я есть в головах всех окружающих. Не слова, а поступки должны говорить о людях, чтобы изменить к себе отношение тех, кто почему-то им дорог... Вот скажи, ты помнишь, с чего началась наша ссора?.. Я помню только, чем она была подстегнута: твоими намеками на мои чувства к Пушкину. Но если больше не затрагивать этот вопрос - о чем я тебя сейчас убедительно прошу: только не в его присутствии мы можем обсуждать это... Если не говорить о личном, то что тебе не было понятно в моем ответе о чувствах Софьи Павловны из четвертой картины?
Да, Софи думала уже о том, что пора бы и успокоить братьев и Александра относительно их с Мари размолвки, но что-то подсказывало ей, что она имеет право немножко и в себя прийти, чтобы вернуться к обществу легко и изящно, как ни в чем не бывало. А все эти дамские "штучки" должны оставаться чем-то вроде terra incognita для более рассудительных и настроенных на иное восприятие жизни мужчин.

Отредактировано Софья Раевская (2021-04-28 20:07:09)

Вообще даже произносить имя или фамилию этого важного для Софьи человека было неким испытанием. Казалось бы, что тут такого, все их говорят без каких-либо приметных внутренних переживаний, но сердце Софьи Николаевны каждый раз перед произнесением этих завораживающих слов, казалось, делало головокружительный кувырок в воздухе, чтобы ненароком не лишить свою хозяйку чувств на ничем не объяснимом месте. Эта приятная ломота в груди от решимости называть предмет своих мыслей по имени в обычной беседе придавала Софье в собственных глазах немало романтичности и чем-то даже смахивала на подвиг. И все эти терзания она претерпевала исключительно из необходимости как можно надежнее утаить свои чувства от окружающих. Но - неужели перестаралась? Вопрос Марии выбил Соню из колеи только что воцарившей в душе уверенности.
"Что это значит?.. Как именно я говорю о нем? Так же, как все остальные! Разве нет??" - она испуганно глянула в глаза сестрицы. Воспользовавшись этой паузой, Мари продолжала, а Соня всё меньше понимала, к чему она ведет, всё больше запутывалась. Тон и взгляд сестры говорили только о ее миролюбивом настрое, поэтому Софья, испытывавшая к своим восемнадцати годам острый дефицит комплиментов, резко вспыхнула, услышав невероятную версию Машеньки о необходимости Пушкина ценить ее красоту. Да-да, ее, она так и поняла, что речь идет именно о ней. К машенькиной красоте он уже попривык, в его глазах, обращенных к ней, уже не было той искры неодолимого восхищения внезапно пораженного ею сердца, что она заметила в год их совместного путешествия на Кавказ. Сейчас в них было, скорее, какое-то томление и тоска, если она себе их, конечно, не нафантазировала, трактуя свои наблюдения лишь в меру своего воображения. Безусловно, эти жгучие, почти черные очи поэта вспыхнули бы с новой силой, окажи ему Мари соответствующие знаки внимания. Но ее душа не была увлечена достаточно известным уже в свете сочинителем, а огульно флиртовать с ним она себе вряд ли когда-нибудь позволила. Во всяком случае, Софи была уверена, что Машенька на это попросту не способна.

- Ох, Мари... Что ты такое говоришь!.. "Не достоин!"... "Той красоты!"... - ах, как хотелось сейчас развить эту тему и пококетничать самой с собой о том, что она вообще-то дурнушка, и что уж там поэту, если он истинный поэт, можно заметить в этой дурнушке такого, что можно было бы назвать красотой... Но Софья во время заметила эти недостойные симптомы в своих желаниях и строго отчитала себя за них, продолжив свою мысль несколько иначе. - Единственная красота, которую он может оценить всем сердцем - это красота творящегося здесь весеннего чуда! - Софи раскинула руки и покружилась в редеющем лепестковом ливне. Ей было приятно, что старшая сестра сейчас рядом с ней, что ей не безразличны ее чувства, иначе бы она сюда не пришла, а спокойно дожидалась в обществе мужчин окончания ее нервного срыва, посмеиваясь над ее девической дурью и слушая ответы Пушкина на все свои вопросы.

- Но как же, Мари! А все наши кузины? Они, я думаю, тоже с удовольствием примерили бы на себя и роль Софьи, и вторую, не менее увлекательную, хоть и потешную, роль Лизы. Они - красавицы, одна милее другой! На сцене, хоть и домашней, всё же приятнее видеть милое личико, если роль женская. К мужчинам в этом смысле меньше претензий.
Софи уже совсем и за всё простила Машу. Она запросто подошла к ней и, подхватив ее под локоть, увлекла в прогулку по молодой, напротив солнца такой сияющей и сочной траве к дорожке, по обеим сторонам которой так прихотливо и ярко целыми неувядающими клумбами уже во всю цвели весенние цветы.
Следующего предложения Марии Софья попросту испугалась.

- Что?.. Нет!.. - для пущей убедительности Софи даже замахала руками. Представить себе, что она в домашней постановке - и вдруг исполняет самую главную роль, при всех, при не менее, чем Мари, достойных этой чести кузинах, собравшихся у общей бабушки здесь, в Каменке, она никак не могла. - Да меня же все засмеют!.. Вот еще! Какая ты - внучка Хрюминой! Ты прекрасна, как солнечный день! Чацкий должен пронести впечатление о тебе через весь период их расставания - а это целых четыре года, если я правильно посчитала!.. Приехать - и поразиться тому, как похорошела Софья со времени последней их встречи... Я на эту роль решительно не подхожу! Хоть мне и приятно, конечно, что ты думаешь иначе. Но я буду всё время думать о том, что... - Мари не дала ей договорить, видимо, чтоб не услышать очередную попытку выставить себя уродом в их цветнике лучших красавиц юга. Она пыталась ей растолковать свои опасения тепло и искренне, но она не могла учесть одного: Софи боялась этой роли, как огня. Ей жутко до головокружения становилось только оттого, что Пушкин может остаться на роли Чацкого, а она вынуждена будет играть с ним двойные сцены, где он еще и чуть ли  не в любви ей признается! Этого она пережить точно не сможет, поэтому:

- Нет, нет и нет! Решительно нет, Мари! - паника замельтешила в лице и голосе Сони. - Вот еще! Объявлять такую нелепость!.. И вообще! Разве можно сдаваться, столкнувшись с первой же трудностью! Я просто всё-всё объясню тебе, как я это понимаю, а ты уже сделаешь это в тысячу раз лучше, красивее, а главное - талантливее, чем я! На твоей стороне и опыт от выступлений на публике, и особый шарм, которым я, как ни крути, не обладаю!... Ну, и конечно, Александр Сергеевич всё подробно тебе растолкует. Уж он-то, думаю, получше нашего понимает в этой пьесе, раз с таким воодушевлением привез ее, читал и даже согласился поставить в нашем неактерском обществе!.. - поняв, что ее ужас от подобного предложения возымел свое действие на сестру, Софи продолжала уже более спокойно:

- Да просто, на мой взгляд, ты не с того начала. Ну вот смотри... Если говорить просто об образе Софьи Павловны, то какие чувства в первую очередь она у тебя вызывает? Как ты можешь ее описать, поняв, чем всё дело кончится?

Девушки уже шли по дорожке. Сень цветущих деревьев смыкалась над их головами, обдавая ароматной прохладой, птицы на все лады пели восторженные гимны весне - всё самое увлекательное и полноценное только-только брало бразды правления в их жизни.

Какая-то странная тень промелькнула в глазах Машеньки, несмотря на улыбку. На что она отвлеклась в своих мыслях? Неужели на того, о ком больше нельзя говорить? Сердце Софьи дрогнуло нечаянным сочувствием. Искренность возражения сестры и вовсе чуть не заставила ее заплакать. Но нет, они не переведут разговор на Олизара: Мари это будет вряд ли сейчас приятно.
- Ах, милая, я верю, что ты думаешь именно так, как говоришь: я вижу твоё лицо, твой теплый сестринский взор, полный любви и заботы! - Соня порывисто обняла Мари, чтобы за одно и укрыть от нее свое сочувствие. - Но Александр Сергеевич смотрит на меня иначе. Как смотрит на лошадь или перила. Нет, он не посвятит мне никогда ни одного стихотворения. - Она говорила уже об этом без всякой жалости к себе. Эта жалость уже начала портить атмосферу духовного чуда, воцарившуюся вдруг в этом саду.
Но эта фраза про ее природную красоту глубоко запала в душу девушки, заливая, словно бальзамом, разом все без конца бередящиеся ей самой язвы. - Ну и пусть, веришь? - она уже усмехнулась, походя срывая с ветки яблоневую гроздь и приближая ее к своему лицу, чтобы вдохнуть полной грудью ее аромат. - Он и так не обделен объектами вдохновения. Быть очередной вспышкой его ненадежного увлечения мне тоже не хотелось бы... Я-то так легкомысленно не отношусь к своим чувствам...
Ох, Софи! И кто тебя за язык тянул? Сама же и вернулась к той теме, которую просила сестру никогда не затрагивать в опасной близости к... тому самому человеку...
- Нет! - упрямо возразила Соня, посмеиваясь про себя своей детскости в этот момент: она же сейчас чуть ножкой не топнула! - Никаких кузин! Эта роль твоя, понимаешь? Ты что, не заметила, как все взгляды обратились именно к тебе, когда речь зашла о том, кому играть Софью? И никто даже не пытался возразить мне, когда я предложила твою кандидатуру! А это о чем-то да говорит!.. Да, я чувствую ее чем-то понятной мне, уж не знаю, пока не разобралась, чем именно. И вообще, очень может быть, что мои мнения ошибочны, все до последнего... Но пока она мне кажется изумительно сложной внутренне девушкой. С целой гаммой эмоций, которые ей приходится постоянно скрывать.
О, как расстраивала Софью Мари, снова и снова подводя сестру к мысли, что пьеса может обойтись и без ее участия!
- Ах, Мари, оставь ты эти мысли! Видишь, даже я смирилась с версией о том, что для кого-то и моя красота имеет право на существование! - рассмеялась барышня, втыкая в свою незамысловатую прическу маленькую веточку с яблоневыми бело-розовыми цветами. - Да и Николя никто не даст играть роль Фамусова. Помнишь, как мсье Пушкин отговаривал его от этой идеи в позапрошлую встречу? Я слышала, как они уже вовсю обсуждали роль Молчалина для него. Мне кажется, он может быть в ней очень привлекательным... И потом, гораздо приятнее тебе, как мне кажется, будет играть на сцене выдуманную любовь к своему брату, чем к кому-то... - Софья на мгновение замялась, - менее близкому...
Они с Машей отошли уже в тенистую глубь сада. Здесь причудливо переплелись ветки жимолости и зацветающей сирени. Внизу радужным ковром устилали их неспешный путь ирисы и крокусы всех цветов. А совсем скоро зацветет жасмин! А после него - розы... Как же Софи любила сад Каменки в эти дни! Очарованная совершенно, Софи остановилась и попыталась напитаться увиденным на весь год вперед. Ведь уже завтра в этом месте вид будет уже чуточку другой.
- Как не поступила бы? Подло? Выдав Чацкого за сумасшедшего? - уточнила Софья у Маши. - О да, это было действительно глупо на первый взгляд с ее стороны. Но все девичьи чувства и порывы ущемленной гордости чаще всего глупы по своей сути. Вспомни меня семью минутами ранее! - Софи весело подмигнула сестре. - В этом и интересно, мне кажется, будет разобраться... Ведь чем сложнее, тем интереснее, разве нет?
Софья вовсе не думала намекать на чувства Мари к Густаву и всю эту ситуацию с горячо поддерживаемым батюшкой сватовством Волконского этой фразой. Но по вновь появившейся тени в лице сестры поняла, что увела ее мысли от разговора, к которому надо было снова вернуться во что бы то ни стало.
- Ничего, ничего, разберемся. Пушкин нам будет помогать во всем... О, ты осуждаешь ее, неправда ли?... Я, честно говоря, тоже. Но это и правильно - со стороны читателей и зрителей. Мы же должны  относиться к ней более... снисходительно что ли... Ведь ее характер и внутренние порывы нам еще только предстоит исследовать.
Девушки, не сговариваясь, повернули в обратном направлении. Ведь и мужчины могли уже начать волноваться из-за их столь длительного отсутствия.

Софи было безмерно приятно позволить себя убедить в своей привлекательности. Сестра с такой уверенностью говорила это, что Софье ничего не оставалось, как принять ее слова бальзамом на свою израненную самобичеванием душу.
- О, милая! - Софья растрогалась в одно мгновение, не дав себе договорить, чтоб не расплакаться. Вместо этого она порывисто бросилась к Маше, чтобы обнять ее покрепче и хрипло за непривычностью происходящего произнести возле ее уха:
- Прости меня. Я очень глупо иногда веду себя...
Софье уже хотелось взять Машеньку за руку и мчаться назад, чтобы извиниться перед мужчинами за свое поведение. Но гораздо приятнее было увлечься новой мыслью о доверии сестры в деле освоения такой сложной и неоднозначной роли, как Софья Фамусова.
- Машенька... - мягко освобождая сестру от давления своих объятий, прошептала Софи и, помолчав, продолжила, постепенно набирая голос - Это честь для меня. Надеюсь, я не разочарую тебя впредь так, как сегодня... А понимаю я в ней пока только одно: она любит. Она увидела Чацкого после долгой разлуки, и обида на его отсутствие всколыхнула в ней все умалчиваемые долгое время от совести факты. Ей стало внезапно стыдно увидеть себя его глазами. Всю себя, понимаешь? Той, которой она никогда не была, пока он, Чацкий, был рядом... И не знаю, стоит ли это обсуждать с Пушкиным. Ведь это слишком сокровенные вещи...
Она говорила уже, стараясь спрятать от сестры свое смущение и излишнюю пылкость, вернувшуюся к ней не к месту. А заметив реакцию Маши на ее предположение о том, с кем легче было бы сыграть на сцене любовь, почувствовала, что снова нечаянно задела ее за живое и в досаде на себя нахмурилась, поджав губы. "Ну почему всё в жизни так хрупко и тонко?! Почему где-то кричи - не докричишься, а где-то и шепотом можно ранить человека в самое сердце, меньше всего желая этого!"
- Ох, Мари, если бы я действительно понимала людей так хорошо, как ты говоришь об этом, я бы не чувствовала себя всегда в чем-то виноватой перед ними. А пока у меня всё в жизни именно так. Я иногда чувствую, что каждое мое слово, вырываясь из души мягким заботливым облачком, в пути обрастает иголками и, набирая скорость, прилетает в человека в лучшем случае цветком репейника. И всё это против моей воли и моих желаний! Иногда мне кажется, что от меня все родные и близкие ждут одних только гадостей и поэтому никогда не подпускают к сердцу. Я уверена, что вы до сих пор с Элен называете меня про себя Гувернанткой. И это самое ласковое название. А ведь я совсем не поучительной хочу быть для вас. А... Нужной... - тут Софи почувствовала, что слёзы душат ее, и поспешила отвернуться. - Ну почему я такая неосторожная! Неумелая, грубая...
Эмоциональная развязка наступила незамедлительно: Мари не смогла больше держать в себе то, что давило на нее изнутри. Этот поток взаимных откровений очистил все мысли Софи, как святая вода при причастии. Она остановилась и слушала Машу, не спуская с нее глаз, растворившись в ней, впервые за долгое время она забыла про себя и свою бесконечную бессмысленную борьбу. Не было ничего важнее того, что происходило сейчас между ними.
- Сопротивляться?.. - ох, какую сложную тему затронула Машенька. Ох, как хотелось бы и правда уметь разбираться в таких вещах! - Хах... - В ее голове уже родилась какая-то умная фраза, но Софи захлопнула перед ней дверь: она не нужна сейчас сестре важной поучительницей. Она помнила, как Мари умеет сопротивляться, как она запиралась в комнате, неделями не выходила обедать, как была предельно вежлива с папа и холодно отчужденна с матерью. Как ей не хватало участия Катрин, как мучилась своей бесполезностью Элли... Что могла бы сделать для нее и самая младшая дочь Раевских, Соня, коей всегда отводилось место только мудрых библейских проповедей, на которые она как-то по глупости посягнула в один не самый лучший момент своей жизни? Тогда Софи понимала, что рара прав, и что Олизар - не самая лучшая для Мари кандидатура. Но теперь, когда зерно сомнений поселилось в ее сердце - как успокоить Машу и уверить ее, что всё, что происходит с ее жизнью сейчас - правильно? Молчание ее затягивалось, грозило превратиться в узел на этой и без того не самой популярной между ними теме, а Софи только и понимала, что свою ответственность за каждую уходящую в прошлое секунду. Наконец, когда Мари, вероятно, уже придумала, как выпутаться из этого разговора, Софи, порывисто выдохнув, произнесла:
- Даже если не сопротивляться, а просто поговорить с ним... И если найти такие слова, чтоб достучаться до его сердца, до его души - сзади всегда будет матушка, которая переубедит его обратно. А как подобрать ключик к ней - и есть ли он вообще, этот ключ от ее души! - вот этот вопрос для меня всегда был самым сложным. Характер маман крепче скалы, и если уж она рассказала всем, что ты будешь княгиней - всё, это как приговор. Единственное, что тебе останется - это убедить самого князя не претендовать более на тебя. Но это позор. Жизнь твоя станет и вовсе невыносимой. Проще сбежать с Густавом и тайно обвенчаться с ним, если ты сама к этому готова. Но что будет с рара?
Возле клумбы с ирисами была скамейка. Софи направилась именно туда, чтобы, не дай Бог, не быть захваченной кем-нибудь из случайных свидетелей их с Мари задушевного разговора.
- Я тоже не актриса... - эта тема теперь вовсе не казалась слишком уж сложной в сравнении с тем, что происходило сейчас между ними. - Да и не уверена, что все эти актрисы всерьез обсуждают характеры их персонажей. Слишком уж они какие-то... Ненастоящие, преувеличенные, что ли, на сцене... Но я не спешу осуждать Софью, как бы мне ни хотелось этого поначалу. Ведь интереснее разобраться, что за чувства заставили ее пойти на этот обман... А осуждаешь ты ее, мне кажется, именно потому, что сама бы не поступила так... Мы все такие: знаем, как правильно с самого детства, и учимся осуждать, добровольно вовлекая тем самым и себя в эту сеть взаимного осуждения, опутывая себя ею, лишая себя выбора...
Софи чувствовала, что она снова возвращается мысленно к душевной проблеме Машеньки и, испугавшись, что сейчас снова наговорит чего-нибудь лишнего, умолкла, прикусив язык.

Отредактировано Софья Раевская (2021-06-12 09:19:30)

"Какая же Мари хорошая!" - думала Софи, обнимая сестру. Такие эмоциональные порывы довольно редко случались с ними. И дело тут вовсе не в отсутствии доверия или чувств друг к другу. Просто вообще всякого рода полные откровения были не в чести и в их семье, и в семьях их знакомых и окружения. Сдержанность считалась признаком аристократичности, а простота - удел плебса. Но это оказалось настолько приятно, что Софи даже не подумала смущаться своим поведением на этот раз. Что-то внутри подсказало ей: вот теперь всё правильно. Это был тот же голос, что упрямо внушал ей, что ее литературная тёзка из великолепной, смелой, хлёсткой пьесы Грибоедова, возможно, даже против воли автора, любит Чацкого! И она будет отстаивать эту мысль, пока кто-то... более опытный... не переубедит ее.
- О, давай! - Софи расчувствовалась почти до слез и ласково сжала в ладонях пальцы Мари. - Спасибо тебе большое за доверие! Не представляешь, как оно много для меня значит. Особенно сейчас, когда я начала взрослеть и вышла в свет. Ведь раньше я думала, что вы с Элен избегаете меня... - ком опять подкатил к горлу, и Софи отвела взгляд, чтобы успокоиться. Какой же всё-таки это поразительный день! Надо обязательно записать в дневнике все мысли, распутав этот колтун из эмоций и вычленив то важное, что стучится в душу, но так пока и остается неуловимым. Если не сделать этого сегодня же, чувство тревоги поселится надолго в ее сердце, и снова начнут закрадываться в душу мрачные мысли. А этот день такой светлый, будто ниспосланный Богом с какой-то особенной целью. Софья просто обязана "услышать Его". - Я, возможно, и сама вела себя с вами... как обиженная глупая девочка. Но я ведь и была обижена тогда... своим одиночеством... - "Уф, зачем я оправдываюсь? Сейчас снова всё испорчу!.."
Когда Мари заговорила про Софью Фамусову, Софи вся обратилась в слух: ей было очень важно, что чувствует сестра, понимает ли ее, принимает ли ее точку зрения. И когда Маша согласилась, что девушка из пьесы влюблена, скорее всего, не в Молчалина, ликование заслонило в ней все остальные оттенки эмоций. Она просияла, как ребенок, дождавшийся, наконец, рождественских подарков, и отчаянно закивала, поддакивая чуть ли не каждому слову в следующих двух фразах Марии, а потом начала прислушиваться и снова посерьезнела.
- Хм... - Софи постаралась вспомнить, как именно выразил свою мысль ее любимый поэт. Почему-то ей казалось, что она как-то иначе восприняла его мысль. Возможно, она ошиблась? - Практична? - эхом отозвалась Софья. Ох, как не хотелось ей принимать свою тезку преднамеренно подлой. А в этой практичности, о которой говорила Маша, цитируя слова Александра Сергеевича, виделось ей именно то гадкое предательство, которое ошарашило самого Чацкого, а вместе с ним обескуражит и зрителей. Но разве можно такое играть Мари или хотя бы Соне? Свои сомнения она выразила растерянным тихим голосом:
- Это что же получается? Желание отомстить настолько взяло верх над ее душой, что она просто практично, - на этом слове лицо Софи брезгливо дернулось, - уничтожила его?.. Я не могу в это верить. Это скучно играть. В таком случае эта роль попросту не подойдет ни тебе, ни мне, ни даже Аглае Антоновне, которая не далее, чем вчера вечером, обсуждала с Пушкиным эту роль..., если я правильно поняла смысл нечаянно услышанных фраз...
Софи смутилась: супруга их с Мари дяди Александра Львовича не блистала в свете репутацией очень уж добропорядочной дамы, и разговор Пушкина с ней можно было бы ожидать даже в общей гостиной проходящим в весьма двусмысленном ключе. И если бы это было именно так, Софи снесло бы, как лепесток яблоневого цвета ветром. Но она явно услышала по-французски произнесенную ею фразу "Ah, si j'étais Sophia Famusova!" К жизни это относилось или к роли в спектакле осталось для Софьи неразгаданным, но, замешкавшись, она услышала и ответ Пушкина: Oh, j'adorerais regarder ça!..
Это неприятно резануло ее сердце, и Софи постаралась проскользнуть мимо них незамеченной.
- И потом... - Софи принялась рассуждать вслух, не желая, конечно, спорить косвенно с самим литератором, а исключительно пытаясь разобраться в своих чувствах. - Если Софи расчетлива, то она уже не наивна. Или так же наивна и неопытна, как, скажем, наш рара в вопросах женской моды. Если так воспринимать слово "наивность", то да, она, возможно, излишне доверчива с Молчалиным... Ох, в этом всём надо разбираться по ходу чтения пьесы. Не так, как мы читаем, по очереди, а останавливаясь и обсуждая каждый момент!
По ходу разговора Софи начала всерьез задумываться над мимоходом брошенной Мари фразой о том, что, возможно, она хочет быть такой, как maman. "Неужели всё дело в этом?" - нахмурилась она. Нельзя сказать, что Софья не хотела бы походить на матушку. В Софье Алексеевне была какая-то чрезмерная, по мнению Софи, резкость и бескомпромиссность в суждениях и оценках. Это делало ее властной и капризной. А подобные дамы не казались идеалом женственности, который только что описала сама Машенька. И, коль уж речь так сразу зашла и о ее предполагаемом в пока необозримом будущем замужестве, Софи понимала, что ей, не обладающей завидной в свете красотой, нужно быть идеальной как минимум во всем остальном, чтобы не осесть на родительской шее постыдным ярмом старой девы через несколько лет.
- Н-да... - только и нашлась Софи, что ответить на сравнение их Китти замужней с той, что флиртовала некогда в Крыму всё с тем же Пушкиным, когда они с Мари были совсем юными девчонками для чего-то подобного.
- Навязать??? - глаза Софи округлились, она постаралась всё же перехватить ее ускользающий от нее стыдливый взгляд. - Что ты такое говоришь, Маша?.. Между вами существовало настоящее чувство, притяжение душ, вы будто излучали счастье, находясь вместе в одной комнате... - в порыве чувств Софи хотела еще многое ответить Мари на болезненно давшуюся ей реплику о монастыре и благочестивой жертвенности в пользу семьи, но ее острый глаз выхватил между деревьев впереди силуэты покинутых ими так поспешно мужчин, и разговор затих на самом интересном месте.