Малый Эрмитаж, возведенный три с лишним десятка лет назад для “уединенных развлечений” государыни Екатерины Алексеевны, казалось, остался единственным местом, которого не коснулась мрачная тень нового царствования. Здесь будто каждый уголок все ещё дышал прошлой эпохой. А, может, так просто казалось Анне Федоровне, которая ещё невестой проводила так часто время в компании императрицы именно в этой части Зимнего дворца. Теперь же она всё реже оказывалась в главной резиденции российских правителей, становясь едва ли не затворницей Мраморного дворца. Тому было много причин и далеко не все касались её личных желаний…
Прикрыв глаза, Аннет постаралась отогнать лишние мысли, дабы вновь не впасть в отчаянье, которое так часто овладевало её разумом. Переживания нервно истощали и сказывались на её здоровье. В последнее время Анна чувствовала себя слабой, болезненной. Она до сих пор не могла полностью оправиться от воспаления легких, что проявилось сразу после коронации Павла Петровича. Всё было столь серьезно, что даже государь, впервые, заинтересовался состоянием своей невестки: «Теперь я вижу, что это серьезно, и мне очень досадно, что вы так больны; признаюсь, до сего времени я думал, что все эти petitcs manieres, приобретенные во время прошлого царствования и которые я стараюсь искоренить».
Великой княгине меж тем казалось, что она и сама отголосок прошлого царствования, который намереваются искоренить. Во всяком случае, искренней заботы после этого случая она не получила ни от кого. И если император хотя бы на словах выразил небольшую озабоченность, то Мария Федоровна продолжала выражать лишь недовольство и нелюбовь к невестке, загадку которых было непросто разгадать. То ли потому что Кобургское семейство ещё в прошлом не ладило с Вюртемебргским, то ли все дело было в том, что Екатерина Алексеевна, в свое время, не стала советоваться с цесаревной, выбирая жен своим внукам. Элиз говорила, что её письма императрица велела люстрировать. Анна не сомневалась, что её весточки домой тоже внимательно читаются. Впрочем, она в них не писала ничего, что могло бы задеть государыню. Попытки пожаловаться на семейную жизнь Анна оставила ещё в первый год брака, осознав, что матушка не может через письма дать дельный совет. Великая княгиня очень надеялась, что виной тому скудность писем. Достаточно семье будет увидеть её, и тогда они поймут, как тяжело ей подле супруга, отношения с которым год от года становились всё сложней и непредсказуемей. Анна не писала матери ни про вазы, ни про крыс в пушках, ни про прочие вещи… Все эти истории великая княгиня не рисковала доверить бумаге. Сначала не хотела жаловаться, чтобы не показаться слабой, теперь - боялась. Если кому она и могла довериться в столице - то разве что Елизавете и её мужу.
В галереи послышались шаги и, бросив напоследок ещё один взгляд в сторону висячего сада, укрытого снежным покровом, Анна обернулась.
- Alexander. Не думала, что встречу вас здесь,  - в её голосе всё ещё очень хорошо слышался немецкий акцент, хотя она честно и упорно старалась выучить русский язык. Увы, успехи Елизаветы ей пока были не достижимы.
- Ваше Высочество, - за спиной великой княгини послышалось шуршанье платьем верной фрейлины, опустившейся перед наследником престола в реверансе. Верной кому - хороший вопрос. Скорее, императрице - чем великой княгине. Ещё одна причина, почему Анна не могла быть до конца честной и откровенной в этих стенах, и что ещё более угнетало и без того хрупкое душевное состояние.
- Я надеялась, что Лилибет составит мне компанию в прогулке. Но госпожа Шувалова говорит, что её к себе вызвала Её Величество. Скажите, что у вас найдется минутка для вашей названной сестры, не разочаровывайте меня.
Ярким пламенем в голове вспыхнула мысль, давно витавшая где-то поблизости и даже не раз озвученная, но пока безрезультатно. Но, может, если на её стороне будет старший великий князь…
Анна украдкой посмотрела на фрейлину, которая все ещё оставалась на почтительном расстоянии, и вновь обратилась к Александру.
- Скажите, государь, действительно, хочет отправить Константина в армию к Суворову? Мой муж давно об этом мечтал, но не спешит мне рассказывать о решениях Павла Петровича, - Аннет поджала губы, ей не нужно было объяснять деверю про их отношения с Константином. И если в первый год брака она с обидой воспринимала слова о том, что он мечтает отправиться на войну, то сегодня она видела в этом шанс для себя.

Александр, казалось, так просто и естественно вписывался в эту дворцовую обстановку, в которой так сложно было отыскать себе место Аннет. Она едва ли ни как завороженная смотрела на его столь легкие действия и слова. Почему она сама не могла отпустить собственную фрейлину, что столь назойливо мешала своим навязчивым вниманием? Наверное, потому что чувствовала как её лишают голоса, но не могла этому противиться и плыла по течению. Однако не пора ли было с этим покончить?
- Я не… - “переживаю?” - великая княгиня едва успевает остановить свой ответ, мысленно ужаснувшись. Как может жена не переживать за мужа, что отправляется на войну?.. Тихой поступью в голову проникали темные, мрачные мысли мерзкие в сути своей. Вдовья доля для одних женщин оборачивается горькими страданиями, но для кого-то ведь может стать и свободой? Зачем удерживать при дворе августейшую вдову, которая даже не смогла родить наследника своему мужу? Отпустят домой… домой…
Анна страшится своих последних мыслей и едва уловимо качает головой. Она вовсе этого не желает. Ещё совсем недавно в её сердце теплилась надежда, что все может измениться. Возможно, побывав на войне, увидев воочию сражения, где погибают с доблестью, но все же погибают, Он захочет вернуться в теплоту и покой семейного дома? А если нет?.. И, скорее всего, нет! Тогда пусть возвращается. Всё равно возвращается, вот только бы не к ней…
- Я не могу не переживать. Как жена может не переживать о муже? - с трудом вырываясь из круговорота мыслей, Анна продолжает, слегка улыбнувшись Александру.
Она до сих пор не понимала, насколько может быть откровенна с братом мужа? С одной стороны, он был совсем не такой как Константин. И с Элизой у них, кажется, всё было совсем не так. Да и не сложно было бы понять страдания молодой женщины, связанной узами брака со столь непростым человеком как второй великий князь. И всё же. Если с Элизой Анна была полностью откровенна, то с Александром той же откровенности боялась, хотя и относилась к наследнику престола с теплотой дружеских чувств.
- Меня беспокоит слишком много разных вещей. Не стоит вам занимать себя ими, спишите все на наш тревожный женский характер, - колеблясь в сем решении - быть или не быть откровенной с Александром - Анна сначала слабо отшучивается, но все же через несколько мгновений решается говорить иначе. Ведь если на её стороне не будет Александра, то едва ли она сможет найти действенную поддержку ещё у кого-либо в этих стенах.
- Разве что… Скажите, если государь решит всё же отправить Константина в поход с Суворовым, нет ли шанса, что он отпустит меня в Кобург? Навестить мою семью, - тихо добавляет великая княгиня, поднимая задумчивый взгляд на наследника. Просто навестить или остаться там навсегда? Анна уже не в первый раз думает о том, как бы сбежать в Кобург. Найти поддержку у отца и брата и не возвращаться сюда. Да и кому она здесь нужна, право слово? Они уже столько лет мучают друг друга с мужем, не честнее ли будет отпустить, забыть всё как страшный сон и начать с начала? Не только ей, но и ему? Воспоминания были наполнены жгучими, болезненными эпизодами этого трехлетнего брака. И всё же она любила, как, наверное, любил и он. Но эти чувства принесли слишком много страданий. Любовь не должна быть такой. А раз иначе у них не получается, то не правильнее было бы просто разорвать бесконечный круг?
Анна уже несколько раз говорила об этом с Елизаветой. Вот разве что с Элизой и будет горько расставаться. Возможно, навсегда. И всё же это лучше. Лучше для всех. Даже для царствующей четы, что с такой неприязнью смотрит на всё, что породила эпоха прошлого правления.
- Пока Константин будет далеко от столицы, мне было бы все равно крайне неловко появляться на каких-либо светских или придворных празднествах. Он бы, тем более, не одобрил. Вы же знаете, как Константин относится к моим выходам без него, - здесь невозможно было не сделать секундную паузу, чтобы прогнать из головы желание пожаловаться на необоснованную ревность, что так порой изводила и заставляла плакать. - А в отчем доме… я бы… я бы, наконец, отдохнула. Я так устала, Александр, - лишь последние слова звучат с искренней горечью, которую так старательно изначально она прятала от него. - Мне кажется, я больше не выдержу...

Отредактировано Анна Фёдоровна (2021-05-05 07:08:22)

Александр даже не делает вид, что раздумывает над её просьбой. Едва Анна заговорила про семью, как великий князь вынес свой вердикт - лучше остаться в Санкт-Петербурге. Предсказуемо, хотя, будем откровенны, она очень рассчитывала на поддержку деверя. Кого просить ещё, если не его? Элиза - добрая, милая Элиза - имела едва ли больше возможностей, чем сама Анна, да и нынче старшую из императорских невесток занимала совсем иная, более приятная суматоха. Императрица и слушать не захочет. Напрямую же императору великая княгиня не рисковала обращаться, во всяком случае, не имя поддержки, которой, кажется, так и не смогла пока добиться от человека, на чью помощь так рассчитывала. Впрочем, может, ещё не совсем поздно?
Анна горько улыбается, качая отрицательно головой.
- Немного снисхождения? - великая княгиня голосом выделяет первое слово, пристально вглядываясь в лицо Александра. - Прошу вас, давайте не будем лукавить. Вокруг сейчас нет придворных, перед которыми нельзя снимать маску. И мы с вами оба знаем, что порой снисхождения требуется куда как больше, чем мы можем осилить.
Аннет прикусывает губу, отворачиваясь от наследника престола. Она позволила себе эту слабость и уже жалела. Её сложная семейная жизнь едва ли портила отношения между двумя братьями, даже если и вызывала сочувствие со стороны Александра. И было бы крайне недальновидно, да и просто некрасиво по отношению к цесаревичу жаловаться и винить Константина во всех бедах.
Но как же она устала молчать. Как устала делать вид, что действительно верит в эту пустую фразу, что неугомонно ей повторяли: все исправится, надо только проявить терпение.
Ничего не менялось. Их жизнь с Константином представляла из себя бешеный водоворот, который изматывал, не оставляя совершенно сил. И Анна не представляла иного пути спасения, кроме побега.
Внезапное прикосновение заставляет вздрогнуть. Она вновь поднимает немного удивленный взгляд к лицу своего собеседника, останавливаясь вслед за ним.
- Ещё тяжелее? - Анна не понимает, совсем не понимает, что ей пытается сказать Александр, на что он намекает? Что может быть хуже её нынешнего положения? Она чувствует гнетущее одиночество, постоянный страх, унижение и много прочих эмоций, которые сводят с ума ежедневно, ежечасно. Ей хочется кричать, а приходится молчать и терпеть. Хочется спрятаться от всего мира, а вместо этого - она на виду у всего высшего света, пусть и в вечной тени иных августейших лиц. Но кто ещё при дворе не шептался за её спиной о несчастной судьбе бедной немки, так и не сумевшей совладать с собственным мужем? О постылой жене, которая не смогла подарить наследника за вот уже четыре года брака, и которой быстро находят замену в лице иных женщин?
- Почему же мне должно стать ещё тяжелей? И раз так, то почему мне нельзя переждать это время в Кобурге? Разве я сама не заслуживаю хоть каплю снисхождения, которого вот уже несколько лет как требуют от меня?
Она почти не моргает, ожидая ответа. Впрочем, что можно ответить на этот нервный порыв бедной женщине, что вот уже столько времени мечется как маленькая глупая птичка, заключенная в клетку. Клетка, как водится, золотая. И многие бы на её месте вполне были бы довольны этим обстоятельством, добровольно подставив крылья, дабы их обрезали. Но Анна бьется о прутья, нанося себе болезненные раны. И все же продолжает отчаянно мечтать о том дне, когда сможет вырваться на свободу.
- Я… понимаю. Я прошу слишком о многом, и не тебе решать, - приходя постепенно в себя, возвращая ощущение твердой почвы под ногами, Анна опускает взгляд и переходит на полушепот, улавливая в тоне Александра страх, что их все же могут услышать. - Мне не стоит ни о чем таком просить и даже просто говорить. Это опасно и для меня, и для того, с кем я это решаюсь обсуждать… Но иного выбора у меня нет. Больше мне не к кому обратиться.